Последняя башня Трои
Шрифт:
пары. – Есть кой-какие пустяковые новости. Во-первых, «РЭМИ» – не фирма, а тайное общество.
– Что ты хочешь сказать? – нахмурился Беннет. – Что прибыль для них не самоцель? Что они ее тратят на финансирование каких-то секретных проектов? Черт побери, это уже и так ясно! Вопрос в том, что у них за проекты, политические?
– Нет, непохоже. Политические заговорщики старались бы проникнуть в разные слои народа, прощупывали настроения, вербовали сторонников. А команда из «РЭМИ» напоминает замкнутую секту. Им действительно нужны большие деньги, поэтому они возятся с производством и продажей лантаноидов. И поэтому
– До какого?! – вскинулся Беннет. Всё же он был настоящим разведчиком и главное схватывал на лету.
– Пока точно не выяснил. Но есть намеки. Во-первых, эти ребята прекрасно знают, что надвигается мировой кризис. Перспективу Всепланетной гражданской они просчитали задолго до меня. И, возможно, именно поэтому обосновались в такой глуши, как Пидьма, на безопасном удалении от центров будущих потрясений. Думаю, свой «час икс» они определят по ходу событий: когда станет по-настоящему жарко, задрают люки и изолируются от всего мира.
– А нет намеков, что эти оригиналы не дожидаются катастрофы, а сами готовятся ее вызвать?
– Не думаю, – ответил я. – Они, конечно, жестоки, для них не имеет ни малейшей ценности жизнь людей, которые не принадлежат к их секте. Но они, насколько я понял, не бьют первыми, уничтожают только тех, кто сам пытается на них напасть. Не могу представить, чтобы они планировали какую-то провокацию.
– А ты узнал, для чего им нужен этот дьявольский аэродром?
– Ясно, что не для выгрузки руды, это сказка для дурачков. И не для старта самолетов с десантом, они не готовят военный переворот. Скорее всего дело связано с
законом о свободной деятельности, в космосе, который они со свистом пропихнули сквозь Думу.
– Космодром? – удивился Беннет. – Частный космодром?
– А что, ребятки с размахом.
Беннет помолчал, соображая что к чему. Потом разразился проклятьями:
– Черт побери, у нас под носом орудует стая стервятников! Они же настоящие стервятники: дожидаются нашей гибели! Может, они задумали построить летающий Ноев ковчег?! Упорхнуть в космос, пока мы будем жечь друг друга, а потом вернуться на пепелище и завладеть всей Землей?! – Он перевел дух. – Что ты предлагаешь делать, Витали?
– Прежде всего я известил бы российское правительство о том, что творится на его территории. В конце концов, Россия – член ООН и платит взносы на содержание нашей Службы.
Ярость Беннета утихла. Он замялся:
– Конечно, Вит, по-своему ты прав. Ты рассуждаешь как русский, как гражданин своей страны…
– Вы не доверяете нашим властям? Беннет вздохнул:
– Я не хочу задеть твой патриотизм, но сам подумай: как можно им доверять? Чтоб получить разрешение на такой аэродром, стервятники должны были подкупить ваших министров. А чтобы сохранить его строительство в тайне – подкупить чиновников всех рангов, от Москвы до местных поселков, да еще полицию и прессу.
Мне стало обидно:
– Не только в России всё продается и покупается, иначе стервятники не точили бы клювы на наши будущие трупы.
– Наша Служба неподкупна, Вит! – с пафосом возразил Беннет. – Не забывай, мы действуем в интересах всего человечества, а они выше национальных! И поэтому… – тут он сбавил тон и опять замялся: – поэтому мы не заинтересованы в том, чтобы всякие технические ноу-хау, которые, видимо, есть у стервятников, оказались у российских властей прежде, чем сделаются достоянием всего мирового сообщества.
– Теперь понятно, – проворчал я.
– Витали, – нахмурился Беннет, – меня беспокоит твое настроение. Может быть, ты переутомился? Или тебя угнетает страх? Ты сам говорил, что стервятники жестоки.
– Не думаю, чтобы с их стороны мне грозила опасность.
– Потому что ты ублажаешь эту чертову бабу?
– Уолт! Мне надоели твои скабрезности!
– Ну, конечно, – сказал Беннет, – любовь придумали русские. Чтобы мужчины могли не платить женщинам, и наоборот. Шучу, шучу!
И он отключился.
16
Розовый Слон, советник юстиции господин Хоботов, погиб на следующее утро. Я ждал очередной автомобильной катастрофы, но произошло самоубийство. Бедняга выбросился из окна своего кабинета на десятом этаже Управления по борьбе с экономической преступностью. Видеокамера, стоявшая над подъездом, случайно запечатлела его в последнее мгновение жизни, в нескольких метрах над землей. Дневные выпуски петроградских новостей прокрутили потрясающую запись: господин советник в полной форме, только без фуражки, летел вдоль стены со счастливой улыбкой на лице и взмахивал руками, точно птица крыльями. Сам момент удара из гуманных соображений не показывали, милосердно затеняя нижнюю часть кадра. Но по тому, как вздрагивало изображение улицы в верхней части, можно было догадаться, с какой силой шмякнулась о брусчатку мостовой эта стапятидесятикилограммовая туша.
От рыдающей вдовы корреспонденты не добились ничего вразумительного. Она твердила только, что муж уходил на работу в прекрасном настроении. «Не было ли у него каких-нибудь проблем?» – допытывались журналисты. «Где провести рождественский отпу-уск!» – отвечала несчастная женщина, захлебываясь слезами и явно еще не до конца осознавая случившееся.
Кабинет самоубийцы был заперт изнутри, дверь пришлось взламывать. Никакой предсмертной записки советник Хоботов не оставил. Его рабочий стол был тщательно убран, на видном месте лежал единственный компакт-диск, тот, на который в Пидьме он скопировал документацию фирмы «РЭМИ». Когда содержание диска проверили, оказалось, что рабочая информация с него стерта полностью, а взамен записаны самые тошнотворные порнофильмы, какие только можно найти в Интернете. И все эти операции с диском, несомненно, проделал сам господин советник перед тем, как с блаженной улыбкой выпорхнуть из окна.
Вердикт следствия и прессы был единодушным: внезапное помешательство. Журналисты, врачи, знакомые мне полицейские чины из Петропола, сменяя друг друга на экране, сокрушались: даже генная медицина не дает гарантий от таких прискорбных случаев. Дело прямо-таки с неприличной быстротой загоняли в наезженную колею, объявляя очередного погибшего сумасшедшим.
А Елена всё не звонила и не звонила. Мой запой кончился. Я был трезв как стеклышко и зол как черт. Меня так и подмывало в отместку ей вызвать к себе одну из старых подружек и без всяких претензий на тонкие чувства разрядиться до опустошения. Хоть самому себе доказать, что на Елене, этой высокомерной дряни, свет клином для меня не сошелся.