Последняя битва
Шрифт:
– Обычно в восемь.
– К восьми девочка будет доставлена. Ну, Марта. – Адвокат обернулся. – Прошу в машину.
Они долго ехали по шоссе, пока не приехали в какой-то город. Горящие фонари, гуляющие, нарядно одетые люди, сверкающие огнями витрины – Марта давно уже не видела ничего подобного. Свернув в какой-то сквер, машина остановилась перед большим трехэтажными домом.
– Ну вот, – с улыбкой подмигнул герр Шульце. – Приехали.
Широкая, устланная красным ковром лестница. Приглушенный свет. Портьеры.
– Немножко подожди здесь,
Герр Шульце осторожно постучался в красивую резную дверь. Вошел…
Портьера дернулась… Выскочивший из-за нее бородатый человек в смешном стеганом балахоне и странных, каких-то сказочных башмаках остановился, весело подмигнул Марте и, громко чихнув, бегом спустился по лестнице.
В коридор вышел герр Шульце:
– Ну, не устала ждать?
– Да нет. Тут какой-то…
Яркая вспышка вдруг на миг осветила холл. Марта обернулась – на лестнице никого не было. Как же он ушел?
– Знаете, тут был какой-то смешной господин…
– Господин? Это, верно, слуга… Ну, Марта, идем!
Они вошли в полутемный альков с высоким окном, затянутым дорогой тяжелой портьерой. Посреди комнаты, на широкой кровати, под одеялом лежала старуха с изможденным лицом и пронзительными голубыми глазами.
– Мы привезли девочку, госпожа Изольда, – склонившись, негромко доложил Шульце.
– Вижу! – Голос у старухи оказался неожиданно сильный, громкий. Вдруг она улыбнулась:
– Подойди, дитя.
Марта испуганно подошла к постели.
– Господи, – прошептала старуха. – Владимир! Вылитый Владимир… Одно лицо. Тебя зовут Марта?
– Марта Кравен, фрау.
– Кравен? – Старуха расхохоталась и вдруг закашлялась, захрипела, и бросившийся к тумбочке герр Шульце быстро налил из графина воды, подал.
– Нет, – успокоившись, произнесла старая фрау. – Ты не Кравен, Марта, ты – Кучум-Карагеева! Графиня Кучум-Карагеева, как бы ни пытались отменить сословия проклятые большевики!
Тогда Марта мало что понимала, слишком уж была мала. Какая-то старуха, болтающая на незнакомом языке – иногда графиня забывалась и переходила на русский. Лишь потом, много позже, вспоминая слова покойной матери, Марта поняла наконец, кем была эта странная фрау: матерью русского офицера, Владимира, ее родной бабкой!
– Когда в монастыре ждут девочку? – Графиня вытерла слезы белым батистовым платком.
– К восьми часам, госпожа.
Висевшие напротив постели часы показывали шесть.
– Вы нужны мне, Шульце… – тихо произнесла старуха. – Отправьте девочку с шофером, пусть покатает ее по городу, купит мороженое, подарки. Прощай, дите мое!
– До свидания, госпожа.
У подъезда маленькую Марту ожидал все тот же сверкающий лаком автомобиль.
– Вы сделали закладную на дом, Шульце? – Немного помолчав, графиня перешла к делам.
Адвокат поклонился:
– Как вы и велели, госпожа. Может быть, не стоит сейчас продавать? Марка ненадежна.
– Продайте за доллары, нет, лучше – за большевистские червонцы. Пусть и большевики
– Бросьте, фрау…
– Умру. Я чувствую. – Графиня закашлялась. – Сколько мне еще осталось? Месяц, два? Вряд ли больше. Но теперь… – Она вдруг улыбнулась. – Теперь уже можно умирать – я нашла внучку. Вернее, это вы мне ее нашли.
– Не скрою, пришлось постараться, и…
– Поэтому – треть средств от продажи дома – ваши, герр Шульце! Я укажу это в своем завещании.
Умело скрыв довольную гримасу, адвокат изогнулся в поклоне:
– Не знаю, как и благодарить.
– Полноте, Карл! Еще мой батюшка вел финансовые дела с вашим дедом! Думаю, вашей конторе можно доверять.
– Мы свято чтим все традиции фирмы, – горделиво приосанился Шульце. – Уверяю, у вас не будет возможности сожалеть.
– Вот уж этого точно не будет, – пошутила графиня. – Ведь умру.
– Ну что вы!
– Теперь о девочке… – Кучум-Карагеева вновь стала серьезной. – Обещайте мне, Карл, точно исполнить все мои указания.
– Какие могут быть…
– Вы продадите не только дом, но и – разумно и постепенно – все оставшиеся брильянты. Я хочу, чтобы моя внучка ни в чем не нуждалась!
Шульце молча кивнул.
– Все средства вы поместите в надежный банк и, когда Марте исполнится четырнадцать, заберете ее из нищего монастыря, поместив в частный пансион. Раз в неделю вы будете выдавать ей наличные деньги и ничем не ограничивать ее свободу. Мой сын Владимир, увы, не успел пожить. Пусть хоть поживет внучка… Что? У вас есть какой-то вопрос?
– Четырнадцать лет, – мягко улыбнулся адвокат. – Не рано ли? Может быть, лучше подождать до восемнадцати?
– Нет. – Графиня отрицательно покачала головой. – Я сама вышла замуж в четырнадцать лет, о чем ничуть не жалею. А что касается ваших опасений, любезнейший, то у девушек что в четырнадцать, что в восемнадцать – в голове один ветер. Далее… Пусть вас не шокируют мои слова… Пусть вы или ваши наследники, Карл, через пятнадцать лет раздобудут рекомендательные письма… Впрочем, это указано в завещании, прошу отнестись со всей серьезностью.
– Наша фирма, госпожа, исполняет иногда и самые сумасшедшие просьбы.
Графиня неожиданно улыбнулась:
– Ну эта, наверное, не самая сумасшедшая. В общем, прочтете…
– И вот еще что… – Она приподнялась и тут же обессиленно упала на подушки. – В верхнем ящике секретера шкатулка. Откройте ее, Карл.
Адвокат проворно исполнил требуемое. В небольшом резном ящичке красного дерева находился невиданной красоты перстень – золотой, с крупным зеленым камнем.
– Дайте мне кольцо! – собравшись с силами, прошептала графиня и через силу улыбнулась. – Это фамильный перстень нашего рода. Говорят, им когда-то владел сам Тимур. Его вы тоже передадите… Нет, не внучке. Ее сыну! Женщины не должны владеть этой вещью!