Последняя камелия
Шрифт:
– Если можно, ваша светлость, – проговорил он, вытирая лоб платком. – Могу ли я сказать вам пару слов?
Лорд Ливингстон кивнул, убрал с коленей салфетку и обратился к нам:
– Прошу извинить.
Через некоторое время он вернулся, снова сел за стол и, протянув ладонь, на которой лежала серебряная монета, многозначительно прокашлялся.
– Мне сообщили, что одна из римских монет из моей коллекции оказалась… – Он помолчал, глядя на меня в упор. – В комнате мисс Льюис.
Я окаменела и, не веря своим
– Не понимаю, – быстро проговорила я. – Этого не может быть.
– У меня не остается другого выбора, мисс Льюис, как попросить вас покинуть мой дом сейчас же.
– Но, сэр, но, пожалуйста… Я…
Лорд Ливингстон поднял руку.
– Пожалуйста, не усугубляйте ситуацию.
Мои щеки вспыхнули, я встала и положила салфетку на стол. Миссис Диллоуэй с презрением посмотрела на меня. Джени заплакала. Старшие дети отводили глаза.
В дверях столовой я остановилась, услышав, как по паркету отодвигается стул.
– Подождите, – сказал Эббот. – Не уходите, мисс Льюис.
– Эббот, – проговорил лорд Ливингстон, – я уже принял решение. Не противоречьте мне, молодой человек.
– Но, отец, мисс Льюис не брала монету. – Он нервно почесал голову. – Это я.
Мистер Бердсли обменялся потрясенным взглядом с миссис Диллоуэй.
Лорд Ливингстон не смог скрыть своего изумления.
– Что ты?
И тут Николас отодвинул стул и встал рядом с братом.
– И я тоже виноват, отец. Это мы подложили ее в комнату мисс Льюис.
Тут встала и Кэтрин.
– И я тоже знала. Мне следовало пресечь это раньше.
– Дети, – проговорил лорд Ливингстон, – зачем же вы совершили такой гадкий поступок?
Эббот посмотрел на Николаса.
– Понимаешь, – в волнении начал он, – нам не понравилась мисс Льюис. Сначала. Мы думали, она будет как все прежние няни. И мы попытались сделать так, чтобы ее уволили. – Он замолк, с извиняющейся улыбкой глядя на меня. – Но потом мы поняли, что она другая, отец. Не похожа на прежних. Но было уже поздно. Мы пытались забрать монету обратно, но когда пробрались в ее комнату, она уже исчезла.
– Мы очень раскаиваемся, – сказал Николас.
Лорд Ливингстон стукнул кулаком по столу.
– Эббот, Николас и ты, Кэтрин, тоже – я никогда не был так разочарован своими детьми. – Он обратился ко мне: – Мисс Льюис, пожалуйста, примите мои искренние извинения за это… недоразумение.
– Конечно, сэр, – быстро проговорила я.
Кэтрин заплакала.
– Пожалуйста, ваша светлость, не наказывайте их, – вступилась я. – Они и так много пережили; это естественно, что…
– Ради всего святого, что это? – взревел лорд Ливингстон, когда к нему подбежал Феррис и положил что-то на колени.
Пес в ожидании вилял хвостом, не замечая, что разбрасывает по столовой грязь.
– Бердсли, что это Феррис притащил? – Он взял с коленей потрепанный лоскут ткани телесного цвета. – Пусть меня повесят, но это, похоже, мой носок.
В помещении воцарилась непроницаемая тишина. Я не знала, то ли лорд Ливингстон сейчас ринется в свой кабинет, то ли отошлет детей в детскую. Определенно случится одно из двух. Но он взял салфетку и прикрыл рот. Сквозь салфетку послышался смех. Потом начал посмеиваться и мистер Бердсли, но вскоре не выдержал и разразился громким хохотом. За ним последовали дети, даже Кэтрин.
– У меня два негодных сына, – с кривой улыбкой проговорил лорд Ливингстон, – но совершенно необъяснимая вещь, миссис Диллоуэй: они как-то говорили мне, что им очень бы хотелось по вечерам помогать Сэди мыть посуду. Могу я предложить ей небольшую помощь по кухне?
Миссис Диллоуэй, подняв брови, посмотрела на меня, потом на мистера Бердсли.
– Если вам угодно.
До окончания ужина Эббот и Николас улыбались. Я знала, что их не огорчает мытье посуды, ведь они впервые, должно быть за очень долгое время, увидели отцовскую улыбку. Я тоже улыбалась, понимая, что заслужила детское признание.
– Надеюсь, они не сильно помешали с мытьем посуды, – уже позже, вечером, сказала я Сэди.
– Нет, – ответила она, заплетая свои длинные волосы в косу, – они старались. Николас разбил блюдце, но в этом доме блюдец хватит, чтобы пригласить на чай всю страну. – Она помолчала. – Я слышала, его светлость смеялись за ужином.
Я кивнула, улыбнувшись своим воспоминаниям.
– В этом доме могло бы быть больше смеха, – сказала Сэди. – Знаете, у его светлости так тяжело на душе.
– Что ты имеешь в виду?
Не поднимая глаз, она стянула конец косы лентой.
– Могу вам сказать, что леди Анна была святая. Все эти женщины…
Я покачала головой:
– Ты хочешь сказать…
– Что он не был верен своей жене? – пожала плечами Сэди. – Пусть это останется между ним и Господом. – Она со вздохом заправила косу под чепец. – Да, их было много, в том числе… – Девушка покачала головой, словно отгоняя свою мысль. – Не следует распространять сплетни. Ну, спокойной ночи, мисс Льюис. Я, пожалуй, лягу спать.
Не успела я погасить свет, как в дверь постучали.
– Да, – откликнулась я.
В дверях стояла миссис Диллоуэй в ночной рубашке.
– Входите.
– Вы сможете когда-нибудь простить меня?
– Простить? За что?
– Не знаю, о чем я думала, когда рылась в ваших вещах, – сказала она, садясь на стул. – Меня беспокоила ваша безупречность, и я подумала, что, если найду что-нибудь компрометирующее у вас в комнате, у меня будет причина не доверять вам. Однако, даже найдя монету, я не поверила, что вы ее взяли, но…