Последняя камелия

Джио Сара

Я с сомнением посмотрела на тучи, но камелии были совсем рядом и манили меня. Что страшного, если мы пройдем чуть дальше, тем более что рядом может оказаться миддлберийская розовая? Мистер Прайс надеялся, что я разыщу ее и сообщу ему до окончания лета. Завернув Джени в свое пальто и прижав к себе, чтобы та не замерзла, я уступила:

– Хорошо. Но через несколько минут мы должны вернуться.

– Ура! – завопил Николас.

На нас налетел ветер, когда мы шли по заросшему травой склону холма, усеянному пурпурными и светло-розовыми

полевыми цветами.

– Тут все немного заросло, – объяснял Эббот. – С тем же успехом папа мог бы выращивать сорняки.

– Это не сорняки, – вмешалась Кэтрин. – Разве не видишь флоксы, которые посадила мама? Смотри, они здесь, в траве.

– Для меня они все равно сорняки, – сказал Эббот. – Мне двенадцать лет, и я знаю намного больше тебя.

– А теперь, Эббот, – сказала я, стараясь не отставать, – покажи, что ты хотел показать, и нам уже пора возвращаться, пока мы вконец не промокли.

Мальчик кивнул:

– Хорошо, мы уже почти дошли.

Впереди я заметила голову каменного ангела, почти скрытого в высокой траве и зарослях чертополоха. Виднелось лишь лицо и край крыла.

– Это мамина статуя! – закричал Николас, подбегая к ангелу размером почти с него самого.

– Осторожно, Николас, – предупредила его Кэтрин. – Там в траве может быть ядовитый цветок.

Эббот не проявил никакого интереса и пошел вперед проверить заросли ежевики. Я подумала, что каменный ангел может напоминать ему мать. Наши глаза встретились, и мальчик быстро отвел взгляд.

– Что ты имеешь в виду, Кэтрин? – спросила я.

Она указала на маленький кустик с полынно-зелеными заостренными листьями и пурпурными, похожими на ягоды, цветами. Они напомнили мне аквилегии, что я посадила около булочной.

– Видите? – сказала Кэтрин. – Это ядовитый цветок. Он может убить, если его коснуться. Это мне мама говорила.

Я присела на корточки, чтобы рассмотреть растение поближе.

– Трудно поверить, что такой красивый цветок может оказаться ядовитым.

– Но это так, – настаивала Кэтрин. – Мама не стала бы лгать.

– Конечно-конечно, – поспешно согласилась я.

Николас, засунув руку в карман, смотрел на ангела.

– Мама любила эту статую, – с чувством сказал он. – Отец прислал ее из одной своей поездки. Когда ее привезли в наш дом, она была завернута в коричневую бумагу. Мама велела мистеру Блиту поставить ее здесь, в саду, рядом с камелиями.

Я посмотрела на часы, которые папа подарил мне в честь моего девятнадцатилетия, и проговорила:

– Боже, а мы так и не увидели камелий!

Эббот был нашим проводником, и мы быстро спустились с холма в низинку. Здесь туман был такой густой, что окутал нас облаком. Эббот вел нас вдоль ряда больших камелий, и я внимательно осматривала цветы. Некоторые были очень эффектны, размером с мою кисть, другие маленькие и хрупкие, с шелковыми лепестками, и у всех были яркие, словно вощеные, изумрудные листья. Мы прошли второй ряд и третий, но пока никакой миддлберийской розовой не было видно. Я протянула руку, чтобы потрогать один цветок, но споткнулась о выступавший из земли корень и, стараясь не уронить Джени, потеряла опору. Я покачнулась влево и выставила левую руку, чтобы смягчить падение, а упав, сморщилась от резкой боли в запястье.

И в этот момент Кэтрин закричала:

– Осторожнее, мисс Льюис!

Но было поздно. Я упала на ржавые грабли, лежащие зубьями вверх. Усадив Джени на землю, я осмотрела травму. На руке была глубокая царапина, из запястья сочилась кровь.

Кэтрин присела на корточки рядом со мной:

– Ничего? Больно?

– Да, – сказала я. – Нужно перевязать.

– Вот, – гордо произнес Эббот, протягивая мне лоскут, оторванный от своей рубашки. – Воспользуйтесь этим.

– Спасибо, – поблагодарила я, улыбнувшись его жесту и перевязывая запястье белой тканью.

Повязка быстро пропиталась кровью, и я попросила Эббота затянуть ее потуже.

– Если хотите вернуться, – сказал он, – то я это пойму.

Запястье отчаянно болело, но я встала на ноги, отряхнула пальто и снова взяла на руки Джени, стараясь не слишком нажимать на рану. В ушах звучал шепот мистера Прайса: «Это твой шанс! Это удобный случай! Воспользуйся им!»

– Пойдем дальше, – сказала я.

– Вы уверены? – спросил Эббот.

Я кивнула:

– Пройдем еще немного.

Мы начали петлять среди рядов камелий – ни одна не напоминала миддлберийскую розовую, – и, верный своему слову, через минуту Эббот остановился.

– Вот и пришли, – сказал он с широкой, будто наклеенной, ухмылкой.

Я посмотрела направо, потом налево и покачала головой:

– Куда? Я ничего не вижу.

– Подойдите поближе и увидите, – сказал он, указывая вперед, где до самой земли висел туман и было трудно что-либо рассмотреть.

Мы прошли через беседку, увитую розовыми степными розами. Я сильнее прижала к себе Джени, чтобы она не уколола ручки торчащими шипами, а картина впереди с каждым шагом вырисовывалась все четче. Появилась замшелая крыша со старым ржавым флюгером, застывшим по стойке «смирно». Дом?

– Что это? – спросила я Эббота, чувствуя, как кожа покрылась мурашками.

– Сарай, – ответил он, волнуясь, и обернулся ко мне. – Мисс Льюис?

– Да, Эббот?

– У вас никогда не было чувства, что какое-то место… – Он помолчал, чеша в затылке. – Ну, что какое-то место может быть… наполнено злом?

Кэтрин со вздохом скрестила руки на груди. Однако через несколько мгновений по низине пронесся внезапный порыв ветра, отчего ставни в окнах заскрипели на петлях, и девочка подскочила.

– Видите? – сказал Эббот, и его щеки торжествующе порозовели.

Он заметил прислоненные к клену поодаль вилы и взял их.

– Для защиты.

– Эббот! – крикнула я. – Пожалуйста, не пугай своих сестер.

К Эбботу подошел Николас:

– Думаешь, здесь злые духи?

– Может быть, – ответил Эббот, оглядываясь по сторонам.

Николас кивнул.

– Не беспокойся. Камелии нас защитят. Мама говорила, что они особенные. – Он огляделся. – Вот почему она столько их посадила.