Последняя любовь гипнотизера

Мориарти Лиана

Патрик вопросительно вскинул брови, глядя на Элен поверх головы Мэри-Бет, и его усталые глаза явно пытались что-то сообщить Элен, вроде: «Ты что, теперь откажешься от всех своих клиентов?»

Потом он пожал плечами и ушел наверх.

— У вас все в порядке? — спросила Мэри-Бет.

— Не совсем, — ответила Элен. — Думаю, завтра в одной из газет появится статья, которая предназначена для того, чтобы уничтожить мою репутацию.

— В какой газете? — тут же спросила Мэри-Бет, будто намеревалась мгновенно помчаться за экземпляром.

— «Дейли ньюс». Мне бы, если честно,

не хотелось, чтобы вы ее читали, но, видите ли, дело в том…

— Ну, посмотрим, что тут можно предпринять, — перебила ее Мэри-Бет. — Ох, и кстати, это вам. — Она протянула Элен букет.

— Спасибо. — Элен уставилась на цветы. Они были желтыми, как шарф Мэри-Бет. — Но не думаю, что вы можете как-то помочь, хотя и благодарна.

— Расскажите мне все.

— Простите, не поняла?..

— В тех пределах, до каких вы можете дойти, не нарушая чьих-то личных интересов, расскажите мне обо всем, что произошло.

— Простите, но я все равно не понимаю.

— Я адвокат, — пояснила Мэри-Бет. — И моя специализация — дела о клевете.

Глава 24

Но у меня маленький сын!

Это первое, что сказала Колин Скотт, когда ей сообщили, что ей осталось жить всего несколько месяцев

Мне снилось, что Ланс из нашей конторы сидит рядом со мной у госпитальной кровати, а с ним — незнакомая бледная рыжеволосая женщина.

— Нет, Ланс, я до сих пор не посмотрела «Предупреждение», — сказала я, развлекаясь.

— Ну и хорошо, — ответил он.

Это не было сном. Ланс действительно сидел рядом с моей кроватью.

— Как вы? — спросила рыжеволосая. — Моя кузина несколько лет назад сломала лодыжку. Она говорила, что боль у нее была сильнее, чем при родах.

— Мне не пришлось рожать детей.

Кто эта женщина?

— Мне тоже, — сказала она. — Это просто некое универсальное обозначение очень сильной боли, ведь так? Как будто и говорить о сильной боли невозможно, если ты не рожала. Хотя совершенно очевидно, что ничуть не легче перенести выход камней из почек.

— Нам бы лучше как раз отвлечь ее от мыслей о боли, — напомнил Ланс.

— Я пытаюсь проявить сочувствие, — возразила женщина. — И всегда говорю что-нибудь не то, когда навещаю больных. — Она посмотрела на меня и сообщила: — Я Кейт, кстати, жена Ланса, если вы не помните. Мы с вами встречались на рождественской вечеринке в прошлом году.

— О да, конечно, — пробормотала я, хотя память отказывалась признавать, что я видела ее где-то прежде.

Разве я не находила всегда предлог для того, чтобы не ходить на рождественские вечеринки?

— Мы подумали, что могли бы заскочить к тебе по пути, — сказал Ланс.

— В кино собрались, — добавила Кейт.

Далее последовало молчание. Я не могла придумать тему для разговора. И не понимала, почему они решили навестить меня.

— Какой фильм хотите посмотреть? — наконец спросила я.

И в то же самое время Ланс сказал:

— Тебе открытка от всех наших, из конторы. — И протянул белый конверт, на котором было написано мое имя.

— А еще

шоколад. — Кейт помахала передо мной коробкой конфет, как ведущая какого-нибудь телевизионного шоу. — И всякие журнальчики. А еще виноград. Весьма неоригинально.

Я попыталась открыть конверт, но почему-то не смогла этого сделать, у меня вдруг очень сильно задрожали руки.

— Давай-ка я, — мягко предложил Ланс.

— Хочешь шоколадку? — спросила Кейт.

— Может, попозже, — пробормотала я.

— А ничего, если я съем одну?

— Кейт! — укоризненно воскликнул Ланс.

— Извини, — спохватилась она.

— Да съешь, — сказала я.

Взгляд остановился на огромной открытке в руках Ланса. Я разобрала некоторые из нацарапанных на ней посланий.

Саския! Незачем прыгать с лестницы только для того, чтобы сбежать из проекта! БЫСТРЕЕ поправляйся!

Малкольм

Думаю о тебе, Саския, скоро забегу навестить, ужасно тебя люблю!

Нина хх

Милая Саския, бедняжка ты наша! Не падай духом!

Дж. Д. (В субботу забежим к тебе.)

— Можем мы что-нибудь для тебя сделать? — спросила Кейт, угощаясь уже второй конфетой. — Помнится, ты говорила, что твои родные живут в Тасмании… — Она бросила быстрый взгляд на Ланса, словно испугалась, что снова сказала что-то не то. Ланс неловко откашлялся и уставился на темный экран телевизора рядом с моей кроватью. Кейт продолжала: — Мои родные живут в Брисбене, и я понимаю, каково это; у других есть разные братья-сестры, и матери, и кузины, и бог знает кто еще. Правда. Без проблем. Мы бы сообщили твоим.

Я уставилась на них в изумлении. На Ланса. У него были добрые сонные глаза и широкие плечи, как если бы он занимался физическим трудом. Наверное, раньше мне никогда и не доводилось смотреть на него по-настоящему. Потом я перевела взгляд на его жену. Она была невероятно худой и плоскогрудой, да еще и с очень короткой стрижкой, — «девчонка-сорванец», так назвала бы ее моя мама. Большие глаза делали Кейт похожей на какого-нибудь лесного зверька. Кейт сидела в странной позе, на самом краешке стула, продолжая поедать принесенный мне шоколад.

Может быть, я действительно разговаривала с ней на той рождественской вечеринке, что-то об отпуске… Да, точно, она провела его где-то в горах. Я ушла тогда рано, чтобы вновь дежурить напротив дома Патрика. Я видела, как он вернулся домой и внес внутрь сына, заснувшего на его плече; голова мальчика болталась, как у тряпичной куклы.

Я снова подумала о Джеке, о его сломанной руке, о том, как Элен говорила мне, что я должна уехать из Сиднея. А еще о том, что бы могли сказать вот эти двое милых людей, которые пришли меня навестить, если бы узнали, чем я занималась прошлой ночью. Что творила все три последних года. И моя грудь словно налилась свинцом.