Последняя любовь гипнотизера
Шрифт:
Зачем ты вообще с ней разговаривала? — могло изумиться большинство людей. — Ты, должно быть, еще более сумасшедшая, чем она! А ты принесла ей цветы и шоколад? Или открытку с пожеланием скорейшего выздоровления?
Элен глянула на наручные часы. Был уже полдень. Она мысленно вернулась к сегодняшнему утру: казалось, что с тех пор прошло уже несколько дней, а не несколько часов.
Когда стало ясно, что Джек не слишком сильно пострадал и его вполне можно переносить, Патрик решил сам отвезти его в больницу. Сидеть и ждать, когда приедет «скорая», Патрик был не в состоянии. Ему требовалось
Элен буквально ощущала жар кипевшей в Патрике ярости, этот жар исходил от его тела, как при тяжелой лихорадке. Она предложила остаться дома и дождаться парамедиков для Саскии.
— Ты не можешь оставаться с ней, — заявил Патрик.
Но Элен напомнила ему, что Саския почти без сознания — она тяжело дышала и явно испытывала сильнейшую боль, — так что ни для кого не может представлять опасности, и, кроме того, вряд ли они могут оставить ее в доме одну, прикрепив к дверям записку для парамедиков.
Патрик находился не в том состоянии, чтобы воспринимать хотя бы намек на шутку такого рода. Ладно, решил он, давай тогда позвоним в полицию и передадим Саскию им.
Но Элен убедила его сосредоточиться на Джеке.
Когда прибыла «скорая», парамедики сообщили Элен, что отвезут Саскию в госпиталь «Мона-Вэйл», что самой Элен незачем тратить время и ехать туда за ними и что та в надежных руках. Похоже, они считали само собой разумеющимся, что Элен захочет отправиться вместе с пострадавшей. Она просто оделась и поехала в госпиталь, где просидела несколько часов в переполненной комнате ожидания, читая потрепанные журналы и не понимая при этом ни слова, а вокруг толпилось множество астматиков, у которых начались тяжелые приступы из-за пылевой бури.
Наконец медсестра сказала, что Элен может зайти к Саскии на несколько минут.
За это время Элен уже успела поговорить с Патриком по мобильнику. Он отвез Джека в частную больницу в Мэнли, и теперь они ожидали, когда мальчику сделают рентген руки. Патрик ничего не спросил о Саскии, и он явно предполагал, что Элен дома, потому что посоветовал попытаться хоть немножко поспать.
Как бы он отреагировал, если бы узнал, что на самом деле Элен находилась в тот момент в госпитале и что она разговаривала с Саскией? Может, счел бы это предательством? А было ли это предательством?
Суть в том, что разговор с Саскией ощущался Элен не просто как нечто правильное, это было нечто совершенно необходимое для них обеих.
Элен думала об отчаянии, написанном на лице Саскии, лежавшей на узкой больничной кровати. Она походила на человека, который только что потерял абсолютно все в природной катастрофе, на того, кому приходилось осознать тот факт, что вся картина его прежней жизни рухнула.
Неужели она действительно дошла до последней точки? Или, может быть, то отчаяние, которое видела Элен, было всего лишь отражением физической боли? Медсестра говорила, что пострадавшая испытывает очень сильную боль. Может, как только Саския встанет на ноги, она снова вернется к прежнему?
Зазвонил телефон Элен, лежавший рядом на пассажирском сиденье, и она увидела, что звонит Патрик. Должно быть, он уже вернулся домой вместе с Джеком и гадал, куда подевалась Элен. Но ей оставалось ехать до дома всего несколько минут, так что она не стала отвечать.
Можно было не сомневаться:
Если же Элен ошибается, если Саския продолжит преследовать их, тогда ненависть Патрика к ней постепенно может разрушить его. Это словно кислота, разъедавшая его изнутри. Элен чувствовала, что ненависть уже меняет его личность в худшую сторону. Б'oльшую часть времени все дурное скрывалось за тем, что Патрик предпочитал демонстрировать миру: он выглядел добродушно-веселым, уверенным в себе австралийским парнем. Но в течение последних месяцев, когда Элен лучше его узнала, узнала его по-настоящему — ведь они миновали стадию первоначальной слепой влюбленности, — она увидела острые углы. Горечь. Недоверчивость. Тревога. И к тому же Патрик пережил трагедию еще до того, как вообще познакомился с Саскией.
Элен пыталась представить, каким бы человеком стал Патрик, если бы Колин выжила. Наверное, после Джека у них появились бы и другие дети. Патрик стал бы типичным папашей, интересовался школьными делами, предоставляя решение домашних проблем жене. Превратился бы в простого, милого человека. Счастливейшего человека.
А крошечный малыш, который вчера помахал им ручкой, никогда бы не получил жизни.
Ну, как бы то ни было, все это глупые и бессмысленные размышления.
Элен снова зевнула. Она не только устала до полного изнеможения, но и умирала от голода: это был назойливый, жадный голод, какой она не испытывала до беременности. Ей хотелось, добравшись домой, сразу залезть в постель с огромной тарелкой тостов и чашкой чая, а потом закутаться в одеяло и спать, спать без снов. Она бы сказала Патрику, что слишком устала для разговоров, слишком устала, чтобы говорить о чем бы то ни было — о прошлом, о будущем, о настоящем.
Он не…
«Не думай об этом!» — резко приказала себе Элен.
Но это оказалось бесполезно, потому что где-то в глубине души Элен прекрасно понимала: ни о чем другом она и не думала с прошедшей ночи, несмотря на все, что случилось. И это еще больше усиливало кошмар последних часов.
Он не любит меня так, как любил Колин. Он сомневается. Смотрит на меня, думает о ней и видит, что все это — «не то же самое». Патрик никогда не полюбит другую женщину так же, как любил Колин.
Элен медленно и тщательно исследовала собственные чувства, будто осторожно снимала повязку, чтобы рассмотреть огнестрельную рану.
Болела ли она?
Да, еще как.
Элен подумала о том, что Саския принимала все как неизбежность: да, Патрик всегда будет любить Колин, как никого другого. И тут Элен с абсолютной ясностью поняла: «Я не люблю Патрика так, как любит его Саския».
Саскию совершенно не беспокоило то, что она любила Патрика намного сильнее, чем он любил ее, а вот для Элен это имело значение. Если она предлагала кому-то частицу своего сердца, ей хотелось получить взамен точно такой же кусочек. Вообще-то, она даже предпочла бы кусочек побольше.