Последняя мистификация Пушкина

Лисунов Андрей Петрович

На­до ска­зать, что князь П.В. Дол­го­ру­кий имел ре­пу­та­цию од­но­го из са­мых въед­ли­вых и не­за­ви­си­мых умов Пе­тер­бур­га. Ге­неа­лог по при­зва­нию, он хо­ро­шо раз­би­рал­ся в свет­ской жиз­ни сто­ли­цы. «Тол­ко­вать» с ним оз­на­ча­ло пе­ре­вер­нуть всю под­но­гот­ную ве­ли­ко­свет­ско­го Пе­тер­бур­га. И что же в ито­ге - друзья «ос­та­лись в не­ве­де­нии»? Хо­тя как раз это са­мое «не­ве­де­ние» го­во­ри­ло о мно­гом и от­нюдь не в поль­зу вер­сии по­эта? Мо­ло­дые лю­ди не смог­ли за­по­доз­рить Гек­кер­нов в на­пи­са­нии ано­ним­ки.

Но не толь­ко они од­ни. Ат­мо­сфе­ра не­ве­де­ния бу­к­валь­но ца­ри­ла в эти пер­вые но­ябрь­ские дни. Да­же про­ни­ца­тель­ные Вя­зем­ские вы­ка­за­ли пол­ную растерян­ность:

моя

же­на во­шла ко мне в ка­би­нет с за­пе­ча­тан­ной за­пис­кою, ад­ре­со­ван­ной Пуш­ки­ну, ко­то­рую она толь­ко что по­лу­чи­ла в двой­ном кон­вер­те по го­род­ской поч­те. Она за­по­доз­ре­ла в ту же ми­ну­ту, что здесь кры­лось что-ни­будь ос­кор­би­тель­ное для Пуш­ки­на. Раз­де­ляя ее по­доз­ре­ния и вос­поль­зо­вав­шись пра­вом друж­бы, ко­то­рая свя­зы­ва­ла ме­ня с ним, я ре­шил­ся рас­пе­ча­тать кон­верт и на­шел в нем ди­плом, здесь при­ла­гае­мый. Пер­вым мо­им дви­же­ни­ем бы­ло бро­сить бу­ма­гу в огонь, и мы с же­ною да­ли друг дру­гу слово со­хра­нить все это в тай­не.[54]

Ко­неч­но, Вя­зем­ский лу­ка­вил – вряд ли он унич­то­жил ди­плом – не в его ха­рак­те­ре бы­ло ос­тав­лять за­гад­ки без раз­га­док. И от­ку­да он взял его ко­пию, при­ло­жен­ную к пись­му?! Ста­ло быть, вто­рым дви­же­ни­ем он от­пра­вил ди­плом се­бе в кар­ман! В це­лом же по­ве­де­ние суп­ру­гов вы­да­ва­ло их как лю­дей чем-то яв­но обес­ку­ра­жен­ных. И это бы­ло тем бо­лее по­доз­ри­тель­но, что князь, с од­ной сто­ро­ны, раз­би­рал­ся в свет­ских ин­три­гах ни­чуть не ху­же Дол­го­ру­ко­ва, а с дру­гой – знал мно­гое о се­мей­ной жиз­ни по­эта. Ему пер­во­му сле­до­ва­ло бы бро­сить­ся к Пуш­ки­ну и об­су­дить по­яв­ле­ние ано­ним­ки, а не де­лать из это­го тай­ну.

Да и сам по­эт дер­жит нас в не­ве­де­нии. В пись­ме к Бен­кен­дор­фу Пуш­кин пи­сал, что, по­лу­чив па­ск­виль, тут же за­нял­ся ро­зы­ска­ми. Но по­про­буй­те най­ти хоть од­но сви­де­тель­ст­во его пе­ре­дви­же­ний в этот день, хо­тя бы на­мек на за­яв­лен­ные по­ис­ки! Скла­ды­ва­ет­ся впе­чат­ле­ние, что 5 но­яб­ря Пуш­кин во­об­ще не по­ки­дал ра­бо­че­го ка­би­не­та – не слу­чай­но же Гек­керн за­стал его до­ма? А дол­жен был бы ис­кать по все­му Пе­тер­бур­гу!

На сле­дую­щий день, 6 но­яб­ря бли­же к по­луд­ню в Пе­тер­бург при­был Жу­ков­ский. Ему пред­стоя­ло не толь­ко ра­зо­брать­ся в об­стоя­тель­ст­вах ду­эль­ной ис­то­рии, но и най­ти вы­ход из слож­ной си­туа­ции. Как ли­те­ра­тор по ду­ху и сти­лю жиз­ни, он пред­по­чи­тал обоб­щать уви­ден­ное или ус­лы­шан­ное им в ви­де ко­рот­ких за­ме­ток. Пи­сал он их не сра­зу, по про­ше­ст­вии не­сколь­ких дней, а по­рой и не­дель, ве­ро­ят­но при со­став­ле­нии ито­го­во­го до­ку­мен­та, при­по­ми­ная глав­ные со­бы­тия и сум­ми­руя впе­чат­ле­ния в от­дель­ных фра­зах, за­час­тую тре­бую­щих осо­бо­го тол­ко­ва­ния. Тем не ме­нее, его за­пи­си ос­та­ют­ся са­мы­ми жи­вы­ми и точ­ны­ми сви­де­тель­ст­ва­ми на­ча­ла тра­ге­дии, и вме­сте с пе­ре­пис­кой, со­став­ля­ют ма­те­риа­лы пер­во­го ре­аль­но­го рас­сле­до­ва­ния ду­эли, не об­ре­ме­нен­но­го по­ли­ти­че­ской иг­рой и со­стя­за­ни­ем па­фос­ных обоб­ще­ний, воз­ник­ших по­сле смер­ти поэта.

6 но­яб­ря Жу­ков­ский ко­рот­ко опи­сал в сле­дую­щих вы­ра­же­ни­ях:

Гон­ча­ров у ме­ня. Моя по­езд­ка в Пе­тер­бург. К Пуш­ки­ну. Яв­ле­ние Гек­кер­на. Мое воз­вра­ще­ние к Пуш­ки­ну. Ос­та­ток дня у Вьель­гор­ско­го и Вя­зем­ско­го. Ве­че­ром пись­мо За­гряж­ской[55].

Жу­ков­ский за­стал Гек­кер­на в пуш­кин­ском до­ме со­вер­шен­но слу­чай­но. Так что ни о ка­ком со­труд­ни­че­ст­ве ме­ж­ду ни­ми ре­чи не шло, хо­тя мно­гие ис­сле­до­ва­те­ли на­хо­ди­ли та­кой со­юз не толь­ко воз­мож­ным, но и как бы до­ка­зан­ным. По­ста­рал­ся князь Вя­зем­ский – о чем чуть ни­же! Гек­керн не стал бы до­жи­даться по­яв­ле­ния дру­га по­эта в сто­ли­це. По­сле 24-ча­со­вой от­сроч­ки он са­мо­стоятель­но явил­ся к по­эту ре­шать свои про­бле­мы. Жу­ков­ский

ос­та­вил про­тив­ни­ков на­еди­не.

О чем го­во­ри­ли по­эт и по­слан­ник, до­га­дать­ся не­труд­но. Но од­но де­ло дога­ды­вать­ся, а дру­гое - знать со слов сви­де­те­ля и ка­ко­го – самого кня­зя Вя­зем­ско­го?! На­прав­ля­ясь на встре­чу с Пуш­ки­ным, Гек­керн встре­тил кня­зя на Нев­ском про­спек­те и

стал рас­ска­зы­вать ему свое го­ре­ст­ное по­ло­же­ние: го­во­рил, что всю жизнь свою он толь­ко и ду­мал, как бы уст­ро­ить судь­бу сво­его пи­том­ца, что те­перь, ко­гда ему уда­лось пе­ре­вес­ти его в Пе­тер­бург, вдруг при­хо­дит­ся рас­стать­ся с ним; по­то­му что, во вся­ком слу­чае, кто из них ни убь­ет друг дру­га, раз­лу­ка не­со­мнен­на. Он пе­ре­да­вал кня­зю Вя­зем­ско­му, что он же­ла­ет сро­ку на две не­де­ли для уст­рой­ст­ва дел, и про­сил кня­зя помочь ему[56].

Так Вя­зем­ский пред­став­ля­ет­ся в сво­их вос­по­ми­на­ни­ях. Хо­чет­ся ве­рить, что его встре­ча с по­слан­ни­ком то­же но­си­ла слу­чай­ный ха­рак­тер, но что-то ме­ша­ет ут­вер­дить­ся этой мыс­ли – взять хо­тя бы до­ве­ри­тель­ный тон бе­се­ды и прось­бу Гек­кер­на о по­мо­щи. Ведь не мог­ли же они воз­ник­нуть на пус­том мес­те без вза­им­ных объ­яс­не­ний и слов со­чув­ст­вия. К то­му же, в пись­ме к ве­ли­ко­му кня­зю Ми­хаи­лу Пав­ло­ви­чу, в са­мый раз­гар су­деб­ных раз­би­ра­тельств, он пред­по­чел не вспо­ми­нать об этой встре­че, а раз­го­вор Гек­кер­на с Пуш­ки­ным пе­ре­дал в за­нят­ном ви­де:

Най­дя Пуш­ки­на, по ис­те­че­нии это­го вре­ме­ни (т.е. пер­вой от­сроч­ки - А.Л.) не­по­ко­ле­би­мым, он рас­ска­зал ему о сво­ем кри­ти­че­ском по­ло­же­нии и за­труд­не­ни­ях, в ко­то­рые его по­ста­ви­ло это де­ло, ка­ков бы ни был ис­ход; он ему го­во­рил о сво­их оте­че­ских чув­ст­вах к мо­ло­до­му че­ло­ве­ку, ко­то­ро­му он по­свя­тил всю свою жизнь, с це­лью обес­пе­чить ему бла­го­сос­тоя­ние. …Что­бы при­го­то­вить­ся ко все­му, мо­гу­ще­му слу­чить­ся, он по­про­сил но­вой от­сроч­ки на не­де­лю. …Пуш­кин, тро­ну­тый вол­не­ни­ем и сле­за­ми от­ца, ска­зал: «Ес­ли так, то не толь­ко не­де­лю,— я вам даю две не­де­ли сро­ку и обя­зу­юсь че­ст­ным сло­вом не да­вать ни­ка­ко­го дви­же­ния это­му де­лу до на­зна­чен­но­го дня и при встре­чах с ва­шим сы­ном вес­ти се­бя так, как ес­ли бы ме­ж­ду на­ми ни­че­го не про­изош­ло»[57].

Ин­те­рес­но, с чьих слов Вя­зем­ский пе­ре­да­ет раз­го­вор, ко­то­рый про­ис­хо­дил, что на­зы­ва­ет­ся, с гла­зу на глаз? Слиш­ком уж не по-пуш­кин­ски зву­чит пе­ре­сказ, слиш­ком мно­го мес­та от­во­дит­ся пе­ре­жи­ва­ни­ям про­тив­ни­ка. Не го­лос ли Гек­кер­на тут раз­да­ет­ся? А раз так - вы­хо­дит, князь об­щал­ся с ним и по­сле раз­го­во­ра с Пуш­ки­ным.

Вя­зем­ский го­во­рил Бар­те­не­ву, что от­ка­зал­ся от со­труд­ни­че­ст­ва с Гек­керном. По его сло­вам, он «то­гда же по­нял ста­ри­ка»[58]. Да толь­ко по­нял он, кажет­ся, со­всем не то, что все. Князь оби­дел­ся, но не за по­эта, а за се­бя. Хит­ро­ум­ный Гек­керн не был с ним от­кро­ве­нен. Вя­зем­ский по­ни­мал, что Пуш­кин не дал бы от­сроч­ки за од­ни «кра­си­вые глаз­ки». Не ве­рил, а по­то­му все сва­лил на Жу­ковско­го:

Жу­ков­ско­го ста­рик раз­жа­ло­бил: при его по­сред­ст­ве Пуш­кин со­гла­сил­ся ждать две недели[59].

Князь на­вел на­прас­ли­ну, пы­та­ясь объ­яс­нить, ка­ким об­ра­зом по­эт при­нял столь мягкое ре­ше­ние. Он про­сто увя­зал по­яв­ле­ние Жу­ков­ско­го с ви­зи­том по­слан­ни­ка, не зная, что Пуш­кин во­все не об­щал­ся с дру­гом. «До­гад­ка» стои­ла ре­пу­та­ции дру­гу, но ни­че­го бо­лее прав­до­по­доб­но­го Вя­зем­ский не мог при­ду­мать: толь­ко ис­клю­чи­тель­ное влия­ние Жу­ков­ско­го хоть как-то объ­яс­ня­ло не­ожи­дан­ную сго­вор­чи­вость Пуш­ки­на. Не вклю­чен­ный в «иг­ру» и вы­ну­ж­ден­ный са­мо­стоя­тель­но ис­кать от­ве­ты на во­про­сы, са­мо­лю­би­вый князь де­мон­ст­ра­тив­но ото­шел в сто­ро­ну. Но у этой ис­то­рии не бы­ло ней­траль­ных зон.