Последняя осень для № 3
Шрифт:
По дороге, второй личный секретарь, откровенно не скрывая своего раздражения, строго инструктировал Олега в необходимости придерживаться определенных правил и не тратить время. Не забывать, что он удостоен краткой, очень краткой аудиенции.
Понтифик совершенно не располагает временем на удовлетворение своих неожиданных капризов. Его расписание крайне жесткое.
Кашавин не слушал. Сначала, он пытался сохранить в голове последовательный список вопросов, которые хотел бы задать. Но потом вдруг понял, что вряд ли он сможет
Понтифик сам изъявил желание побеседовать лично. Значит надо довериться внутреннему чутью и следовать интуиции. Оставалось надеяться, что она не подведет. Такой шанс в пустую упускать не стоит.
***
Состоявшаяся часом ранее пресс-конференция была стандартно скучна и традиционна. Однотипные вопросы, традиционные ответы. У Кашавина оставалось ощущение, что он участвует в театральной постановке, полностью пропитанной религиозным духом.
Раздраженный Кашавин не мог понять, на кой, простите, черт вообще надо было собирать такую нелепую пресс-конференцию с кучей международных журналистов?
И когда градус раздражения зашкалил, уставший скучать Олег задал свой вопрос:
– Ваше Святейшество, а как Вы относитесь к тому, что Вас называют последним Папой Римским? Вы предвещаете Апокалипсис? Об этом говорят Ваши слова о "последнем Рождестве" в декабре позапрошлого года?
Понтифик перевел взгляд на Кашавина и долго молча внимательно изучал его.
– Вы хотите узнать мое к этому отношение? Или будет ли по моему мнению Апокалипсис? – наконец спросил он.
– В идеале, ответ на оба вопроса, – улыбнулся Кашавин, ожидая поддержки окружающих.
Понтифик снова задумчиво помолчал. Наконец, словно что-то решив сказал:
– Я хотел бы побеседовать с Вами. Лично. Надеюсь, Вас устроит личная аудиенция чуть позже. Вы располагаете временем?
– М–м, да, конечно, – веселясь ответил Олег, считая уклончивый ответ понтифика окончательным и ни к чему не обязывающим.
***
Немного позже, по окончании пресс-конференции к нему неожиданно подошел невзрачный молодой человек, представился вторым личным секретарем и без лишних разговоров велел следовать за ним. Олег очень удивился, но пошел следом.
Оператора, направившегося следом, мягко, но настойчиво молча остановил швейцарский гвардеец. Оператор громко вздохнул и протянул Олегу маленькую удобную профессиональную камеру для съемки.
Секретарь проводил Кашавина до дверей, аккуратно постучал, открыл, молча подтолкнул Олега, предлагая войти, и так же молча удалился.
Кашавин потоптался у входа, быстро оглядываясь по сторонам. Ничего особенного, довольно аскетично. Не сравнить с той музейной частью Ватикана, куда пускают туристов. Решив, что в комнате он один, Олег включил камеру, которую ему оторвав от сердца выдал не допущенный до аудиенции оператор, растерянно оглянулся, не зная, где удобнее её расположить, и, ничего лучше не придумав, поставил на стол.
– Смелее, сын мой. Вы ожидали увидеть что-то другое? – фраза прозвучала по-английски, – Вы ведь предпочитаете говорить по-английски?
Кашавин вздрогнул и, сглотнув от неожиданности, кивнул.
Понтифик поднялся с большого кресла, где не заметно сидел, практически утонув в нем, Кашавину на встречу, посмотрел на работающую камеру, подумал и кивнул, разрешая. Сейчас, в домашней обстановке, понтифик казался моложе и обыденнее, как-то проще. Он казался давно забытым старым знакомым, с которым вдруг неожиданно встретился сегодня.
– Откровенно говоря, да, Ваше Святейшество. Что-то, ну может, более помпезное, что ли, – слегка растерялся Олег, – и уж точно без всяких современных девайсов и гаджетов, – он указал глазами на лежащий на столе смартфон.
Понтифик снисходительно, но по-доброму улыбнулся, пригласительным жестом указал на кресло, сел в другое сам:
– А Вы думаете, церковь должна отставать от современной жизни?
Олег, смутившись, неопределённо пожал плечами.
– Вы ведь православный христианин, да? – неожиданно спросил понтифик.
Кашавин кивнул.
– Так положено для русского человека, да?
– Ну нет, не обязательно. У нас много конфессиональная страна, – немного обиженно за Отечество парировал Кашавин.
– Но Вы – православный. И веруете, придерживаетесь.........? – продолжал допрос с пристрастием понтифик.
– Ну, как могу. У нас светское государство, – закипая ответил Олег.
– Не сердитесь, сын мой. Мне только хотелось бы знать направленность Вашей веры, – продолжал понтифик.
Не поняв вопроса или затрудняясь в правильности перевода, Олег вопросительно поднял брови.
– Я имею в виду, что хочу понять, во что Вы веруете и верите? – пояснил понтифик.
Еще больше удивившись, Кашавин неуверенно промямлил:
– Ну как, во что? Я же православный........
Понтифик улыбнулся:
– Люди верят во многое, и приверженность к определенной церкви ничуть им в этом не мешает.
Кашавин задумался........ Ну да, он крещеный. Крестился уже подростком, с родителями. Тогда многие крестились, вроде как даже модно было. Хотя, конечно, многие и осознанно пришли к вере.
А как он сам? Да кто ж знает, он не задумывался. Крестили, и хорошо. В церковь он, конечно, ходил. И на Пасху, И на Рождество. В проруби один раз искупался. И вообще, старался придерживаться традиций. Опять же, как многие, как принято.
А так, чтобы действительно верить......? Он слишком светский, как и все, в общем-то. Конечно, в минуты сильных трудностей и опасностей он хватался за нательный крестик и как мог искренне молился. Наверно, это и есть истинное выражение веры. В минуты отчаяния всегда ищешь помощи там, где живет твоя вера, и никак иначе.