Последняя тайна храма
Шрифт:
Как только он начал говорить, глаза Шлегеля расширились от испуга и он начал нервно дергаться в кресле, сгибая и разгибая худые пальцы на книге. Изо рта больного стали раздаваться хныкающие звуки. Бен-Рой прикусил губу, явно недовольный таким настроем старика.
– Не волнуйтесь, мы не сделаем ничего плохого, – сказал Арие, с трудом выдавив кислую улыбку. – Мы просто хотим поговорить. Совсем недолго, обещаю вам.
Снова его попытка успокоить больного вызвала противоположную реакцию: хныканье усилилось, и Исаак еще чаще задвигался
– Понимаю, что это непросто, господин Шлегель, и мне очень жаль, что в прошлый раз вы так огорчились, но нам крайне…
Шлегель сжал кулачки и схватился за голову, как боксер, пытающийся защититься от целой серии ударов. Хныканье перешло в стоны, разнесшиеся по палате. Улыбка на лице Бен-Роя быстро сменилось гримасой раздражения.
– Слушайте, Шлегель, я знаю…
– Боже мой! – Лайла подошла ближе, смерив полицейского взглядом, полным укора, и присела рядом с трясущимся Шлегелем. – Шшш, – зашептала она, нежно поглаживая его кулачок. – Вес хорошо, все хорошо. Не волнуйся.
И тотчас напряжение начало исчезать, истошные стоны сменились низким мурлыканьем, похожим на шум холодильника или компьютерного вентилятора.
– Вот и замечательно, – сказала Лайла весело, продолжая ласково гладить руку старика. – Ничего не надо бояться, все будет хорошо, ничего не надо бояться.
Бен-Рой с недоверием смотрел на нее, словно недовольный ее мягкостью, столь эффективно подействовавшей на больного старика. Откупорив фляжку, он сделал быстрый глоток. Со с трудом скрываемой завистью Арие наблюдал, как Лайла успокаивает старика, напевая ему детскую колыбельную, по-доброму разговаривая с ним. Вскоре Шлегель уже был совершенно спокоен. Серыми глазами он бесстрастно смотрел в книгу, позволяя Лайле сжимать его ладонь. Она подождала еще полминуты, затем, собравшись с духом, опустилась на колени, глядя Шлегелю в лицо.
– Исаак, – сказала Лайла мягко, чуть громче шепота, – нам нужна твоя помощь. Ты поможешь нам?
Бен-Рой язвительно усмехнулся, но она сделала вид, что не слышит, концентрируя все внимание на потешной фигуре в пижаме.
– Ты расскажешь нам о меноре, Исаак? Ты же ее видел? Вы с Ханной видели ее, так ведь? У замка, как на твоих рисунках. Помнишь? В Кастельомбре. Вы были тогда детьми.
Глаза Шлегеля застыли на книге, утренний луч узкой светлой полоской лег на его обвисшее лицо. Он молчал, словно не слыша вопросов, и лишь из ноздрей больного исходил еле слышный, неприятный шипящий звук.
– Пожалуйста, Исаак. – Лайла слегка надавила на его руку. – Мы хотим найти менору. Ее нужно найти и защитить, понимаешь? Ты знаешь, где она? Что с ней произошло?
Шлегель не реагировал.
Она спрашивала еще и еще, повторяя одни и те же слова, взывая к его глубоко спрятанным чувствам, пытаясь разбудить, вывести старика из этого аморфного состояния. Но, сколько она ни старалась, Шлегель не подавал никаких признаков бодрого сознания; его как будто засунули в скорлупу, настолько толстую и прочную, что пробить ее не получалось. «Наверное, Бен-Рой был прав и этот визит – лишь пустая трата времени», – с грустью решила Лайла. Она вздохнула и выпустила руку Шлегеля.
– Желтое.
Это был даже не шепот, а легкое сотрясение воздуха рядом с губами Шлегеля, так что нельзя было определить, сказал ли он что-то или нет. Лайла с удивлением посмотрела на старика, но он все так же неподвижно глядел на книгу.
– Желтое.
На этот раз голос звучал уже отчетливее, хотя все равно едва слышно. Лайла почувствовала, как Бен-Рой напрягся и наклонился вперед.
– Боже мой. – Она приблизилась к старику и снова взяла его за руку.
– Что «желтое», Исаак? Что это значит?
Некоторое время он сидел молча, затем медленно поднял глаза на Лайлу – в них теперь смутно забрезжил огонек, как луч от фонаря, пробивающийся сквозь обмерзшее стекло. Высвободив руку из ее ладони, Шлегель с трудом указал трясущимися пальцами на четыре рисунка справа, изображавшие арку в Кастельомбре, и в центре, между ними, один с менорой.
– Желтое, – прошептал он в третий раз, весь трясясь от напряжения, с которым буквально выдавливал из себя это слово.
– Что значит «желтое»? – Бен-Рой подвинулся еще ближе, упершись коленными чашечками в спину Лайлы. – Менора, что ли, желтая?
Старик долго указывал на рисунки, затем его ладонь резко опустилась, и он сжал руки на книге.
– Смотри на желтое.
Лайла в недоумении взглянула на Бен-Роя, затем наклонила голову набок и посмотрела в лицо старика, снова положив ладонь на его руку.
– Тебе так Ханна сказала, Исаак? Это Ханна сказала?
Шлегель водил рукой по книге, переворачивая ее и тиская переплет.
– Смотри на желтое.
– Но что это значит конкретно? – резким, низким голосом спросил Бен-Рой. – Смотреть на желтый рисунок? На менору?
Наступила внезапная тишина. Бен-Рой со скрипом отодвинул стул, встал и подошел к изображению меноры, пытаясь разглядеть в этом незамысловатом карандашном рисунке какой-нибудь тайный символ или намек. Напрасно. Тогда он сорвал рисунок, надеясь найти хоть что-то на стене. Однако на месте, где висел рисунок, была гладкая белая штукатурка. Полицейский оглянулся на Лайлу и пошел по палате, осматривая другие рисунки с менорой и поочередно срывая их. Но везде была лишь обычная больничная стена и ничего больше.
– Ну пожалуйста, Исаак, помоги нам! – прошептала Лайла, сжав его руку. – Что говорила Ханна? Что она хотела нам сказать? Помоги нам, Исаак! Прошу тебя!
Увы, Шлегель уже начал уходить, погружаться в себя. Она тщетно пыталась вернуть его в сознание, говоря как можно ласковее, теплее, гладя его костистую ладонь. Наконец, так и не вытянув ни крупицы новой информации, Лайла мучительно застонала и, рухнув назад, уставилась в потолок, качая головой.
– Дерьмо! – прорычал Бен-Рой.
<