Последняя тайна храма
Шрифт:
Бен-Рой медленно встал с кровати и выключил телевизор. Ему не очень приятно было делать то, что он собирался, но иного выбора не оставалось.
– Если будешь молчать, придется взяться за твоего братца, – сказал он.
Парень посмотрел на Арие остолбенев.
– Ему и так уже светят два года за пособничество. Если выдвинут обвинение в поставках героина, может схлопотать все пять, а то и больше. Думаешь, он выдержит такой срок?
– Сволочь! – проскрежетал палестинец. Бен-Рой ухмыльнулся. Не то чтобы ему нравилось запугивать, демонстрируя свою власть, – наоборот, даже после Галиной смерти он крайне редко прибегал к подобного рода методам, – однако сейчас ему необходимо было узнать правду, и он почувствовал, что не ошибся.
– Шесть лет в Ашкелоне, – продолжал он издевательски. – Шесть лет в одной камере с насильниками, педерастами и убийцами. И это еще тихони по сравнению с тамошней охраной. Тяжеленько придется брату, а, Майди? Выдержит ли Хани – даже не знаю. Ну, может, все-таки расскажешь, зачем ты поджег квартиру?
– Сволочь израильская! – прорычал, словно загнанный в ловушку зверь, Майди.
Он докурил сигарету до самого фильтра и медленно вдавил дрожащей рукой окурок в пепельницу. Горько покачав головой, Майди подъехал к телевизору, поставил на него пепельницу и вернулся к старушке.
– Ты меня точно не сдашь? – тихо спросил он после долгой паузы.
Бен-Рой молча кивнул.
– А Хани? Обещаешь его не трогать?
– Слово офицера полиции.
Парень презрительно усмехнулся. Он посмотрел сначала на Бен-Роя, затем опустил глаза к полу и чуть слышно сказал:
– Мне заплатили.
Бен-Рой подошел на полшага ближе.
– Кто?
– Дядя. Был у него один партнер в Каире. Торговец фруктами. Однажды он позвонил и сказал, что ему срочно нужна помощь. Надо было сжечь квартиру. Обещал хорошо заплатить. Пятьсот долларов. Главное, чтобы все было сделано быстро и без лишних вопросов. Вот дядя и попросил меня.
– Ты знаешь, кто это был?
Майди отрицательно покачал головой:
– Ни разу с ним даже не говорил. Дядя все уладил. – Он почесал глаза. – Помню только, что имя у него было не египетское. Гед, Гец, что-то такое.
Бен-Рой записал в блокнот.
– А с твоим дядей можно как-то связаться?
– Он умер четыре года назад.
С улицы донеслось звяканье, словно кто-то опрокинул банку с краской. Бен-Рой настолько увлекся разговором, что не обратил внимания на странный звук извне.
– Так, значит, этот Гед или Гец звонит из Каира и предлагает пятьсот баксов за поджог квартиры старушки?
– Мы и знать не знали, чья эта квартира. Просто нашли по адресу.
– А он не сказал, зачем ему это нужно? Ничего не объяснял?
Парень покачал головой.
– И вы не удивились?
– Конечно, удивились. Но когда предлагают такие деньги, особенно в нашем положении, раздумывать дол го не будешь.
Бен-Рой посмотрел на него и сел обратно на раскладушку.
– Ладно, поехали дальше. Он просит поджечь квартиру. Что потом?
– Потом все то же самое, что я рассказывал на допросе, – ответил парень. – Проникли мы, значит, в еврейский квартал. К дому подошли сзади, через параллельную улицу. Хани оставили на шухере, сами полезли в квартиру, через заднее окно, залили все бензином и подожгли. Пока слезали, кто-то заметил и стуканул в полицию, ну, нас и взяли. Вот и все. Я уже об этом говорил…
– Что было в квартире?
– Ты смеешься надо мной? Неужели я помню – пятнадцать лет прошло!
– Ну хоть что-то можешь вспомнить?
– Да ничего я не помню! Всякая всячина: стол, телевизор, черт знает еще что… Обычная фигня. Как у всех.
Он вытащил еще одну сигарету и ухватил ее губами. На улице снова послышалось металлическое бряцание и звук, похожий на перешептывание.
– Бумаги было много, – добавил Майди, немного помолчав.
– Бумаги?
– Н уда. Поэтому квартира так быстро и загорелась. Полно было бумаги.
– А что за бумага? Журналы, газеты?
– Да нет, папки разные, ксерокопии. Штабелями лежали, аж пройти трудно было. Прямо будто какой-то…
Он прервался, подыскивая подходящее слово. Бен-Рой вспомнил, что рассказывала Вейнберг о том, как Шлегель таскала домой груды бумаг из «Яд Вашема».
– Архив?
– Да, что-то вроде архива. А на стене в гостиной висела черно-белая фотография, старая, увеличенная. Пребольшущая. – Он обрисовал в воздухе контур фотографии. – Мужчина в форме. По-моему, это была единственная фотография во всей квартире.
Снаружи послышались голоса и топот ног, как будто по аллее проходила толпа.
– Кто-то известный? – спросил Бен-Рой, не прислушиваясь к крикам с улицы.
– Не, никогда его раньше не видел. Фотография была старая. Но вряд ли семейная.
– Почему ты так решил? – спросил следователь, вопрошающе посмотрев на палестинца.
– Не знаю. Просто семейные снимки так не вешают. А тут он торчал на стене, как… – Майди затянулся, – как фотороботы у вас в участке. Снимки преступников, которые находятся в розыске.
Он сжал сигарету в зубах и, подкатив к телевизору, прихватил пепельницу и поехал в кухню. Послышался скрип крана, затем журчание воды, и Майди вернулся, держа наполненный стакан между бедер.
– Больше я ничего не знаю, – сказал он.
Майди повернулся лицом к старушке. Бен-Рой задал еще пару вопросов, но было ясно, что парень говорит правду. Следователь закрыл блокнот и собрался уходить.
Прощаться было неуместно – он же не в гости приходил, так что Бен-Рой лишь холодно кивнул и направился к двери. Взявшись за ручку, он услышал, как женщина произнесла: «Эхна миш килаб» .
– Что она сказала? – спросил полицейский, повернувшись к Майди.
Тот смерил его взглядом, но ничего не ответил, затянувшись сигаретой.