Последняя улика (сборник)
Шрифт:
"С дедом надо срочно обговорить все", - решил он и сказал:
– Давай, Вадим, располагайся, еду доставай, есть хочется, - и приложил ладонь к губам.
Вадим наклонил голову, он все понял. Подошли к костру, над которым устроен был таган и варилась уха. Вадим развязал рюкзак, достал хлеб, кружки, банку тушенки.
– Я, ребята, отлучусь на минутку.
– Николаев встал и пошел к лесу в противоположную сторону от тропы, по которой они пришли.
Понятливый Сорока тоже встал, попросил геолога снять с ноги пластырь, посмотрел на рану, покачал головой:
–
На поляне было проще. Войдя в лес, Николаев вдруг ясно понял, что их маленький отряд легко обнаружить. Пока они были более уязвимы, чем жестокий и хитрый преступник, которого нужно обезвредить. С тревогой вспомнил Николаев об отряде Колбина. Ребята не знают, что Игошин где-то близко.
"Только бы не выдали чем-нибудь себя, - подумал он.
– Нужно первым выйти к шалашу, чтобы не случилось нового несчастья".
Николаев оглядывал тайгу, невольно отмечая, что она может укрыть Игошина за любым деревом, за валежиной, в высокой густой траве. Даже вот в тех роскошных цветах можно схорониться. Сейчас тайга казалась ему не нарядной красавицей, а коварной сообщницей Игошина.
Неслышно подошел Сорока, тихо окликнул:
– Давай-ка, брат, обмозгуем дело. Быстро только. Что думаешь предпринимать?
Николаев рассказал, что он решил на поляне. Сорока задумчиво покачал головой.
– Александрыч, пугать не хочу, но скрывать не стану. Опасно стало. Андрей зверя скрадывал, ему нас выследить - раз плюнуть. До темноты с поляны нельзя уходить, но глядите в оба. С геологами - молчок, так я советую. Незачем нам лишний шум. Они пока в безопасности. Андрей их не тронул раньше, сейчас подавно не тронет, меня ждет. Если утром Андрея не найдем - вернемся, предупредим. А сейчас нельзя. Как погуще стемнеет тронемся, но не по тропе - вдоль тропы пойдем и очень тихо, с оглядкой. К удивлению Николаева, зло выругался и добавил: - Ты пушку свою поближе держи, на зверя идем. Дуй к костру, я следом.
Николаев вернулся к костру, где Вадим увлеченно и громко обсуждал с хозяином какие-то геологические проблемы.
Вскоре подошел Сорока, принес травку, пополоскал в озере, привязал к ране геолога, дал про запас, наказал сменить повязку утром.
– Мы-то до свету тронемся, а простимся с вечера, - пояснил он.
Сняли с костра готовую уху, вскипятили чай. Николаев и Сорока, казалось, без слов понимали друг друга.
Стараясь казаться беспечным, Сорока громко шутил, смеялся, подтрунивал над ребятами, а сам настороженно прислушивался, незаметно оглядывал тайгу.
Николаев был начеку. Улучив минутку, он осторожно переложил в карман куртки наручники, приготовленные для задержания, - вдруг понадобятся, пистолет тоже был под рукой.
Собираясь ужинать, Сорока и Николаев сели у затухающего костерка лицом к лесу, чтобы не упускать из вида всю поляну. Геологи расположились рядышком напротив них, лицом к озеру.
Отведали свежей наваристой ухи. Разлили в железные кружки черный, обжигающе горячий чай. Хозяин палатки вынес в мешочке из-под проб сахар, стал угощать. Куски сахара были крупными, неровными, и геолог похвалился:
– Завхоз
Вадим взял кусок, стал прилаживаться, как удобнее расколоть его в ладони обушком ножа. Николаев отвлекся, следя за его веселой возней, и вдруг всем своим существом почувствовал, как напрягся старый охотник Сорока.
Вскинув голову, Николаев увидел стоящего за спиной геологов человека. Это был Андрей Игошин.
Высокий, широкоплечий, он казался еще выше от того, что стоял на взгорке. Выцветшая рыбацкая роба. Патронташ. Нож в чехле. Под правой рукой, стволами вниз - двустволка, он придерживал ее, палец на спусковом крючке.
Все это успел охватить Николаев единым взглядом и в тот же миг понял, что все они под прицелом.
Игошин видел их, улучив момент, застал врасплох и был сейчас хозяином положения, контролируя действия всей группы.
Недаром призывали к осторожности Сорока и майор Серов. "Андрей Медвежье сердце" был опытным охотником, вышел из леса бесшумно и занял такую позицию, с которой мог отразить любое нападение, стреляя навскидку. Уж он не промахнется.
А жертв допустить нельзя.
– Привет, - сказал Игошин, не изменяя позиции. На звук его голоса мгновенно обернулся Вадим, да так и застыл, а Игошин обратился прямо к Сороке:
– Ты, дед, что рано прибежал? Кого привел?
Сорока равнодушно ответил:
– А-а, Андрюха, ты. Подходи чаевничать. Да я давно в тайге, вот геологи попросили к уткам подвести, я и пришел, все одно собирался сюда. А ты что рано?
– Да так. Дома-то чего сидеть?
– Игошин не двигался с места, настороженно следя за сидящими.
Кстати вмешался гостеприимный хозяин палатки:
– Подходи, садись с нами. Сколько гостей у меня сегодня, как в городе, - засмеялся он.
– То за полмесяца одного его встретили, - он кивнул на Андрея, - а тут за час - целая толпа!
"Спокойно, спокойно, - опять подумал Николаев.
– Сорока уже оценил обстановку, понял, что нужно хоть немного отвлечь Игошина. Только бы не сорвался Вадим!"
Но строгий инструктаж не пропал даром. Вадим, глянув на следователя, тоже изобразил равнодушие, хотя голову вновь повернул к Андрею.
Нельзя было немедленно приступать к задержанию. Игошин может среагировать даже на резкое движение, если оно покажется ему подозрительным.
"Ему терять нечего", - вспомнил Николаев слова Серова.
Но и особенно медлить было нельзя. Скоро подойдут геологи, увеличится число людей на стоянке. Люди эти ни о чем не знают, как поведут они себя при задержании Андрея? Не бросятся ли ему на помошь? Не станут ли сами жертвами, если возникнет перестрелка? А такую возможность Николаев не исключал.
"Только бы он положил ружье, только бы положил", - твердил про себя Николаев, а Сорока между тем продолжал разговор:
– Ты, Андрюха, что столбом встал? Застеснялся, что ли? Проходи давай, присаживайся. Мы тут ночевать вздумали, а завтра поутру тронем к шалашу. А ты, коли хочешь, давай с нами. Есть-то будешь? Уха знатная у геологов, навострились варить, - похвалил он.