Посмотри в глаза чудовищ. Гиперборейская чума
Шрифт:
Курилка Библиотеки имени Ленина с лихвой заменила ему многие кафедры отвергнувшего его Университета.
Ему хватило ума не делиться своим открытием ни с кем.
Тем временем он стал обнаруживать, что с ним самим происходят некоторые изменения. Главное — прекратилось то, что составляло самый страшный кошмар его жизни, о чем он стремился никогда не думать и о чем ни на секунду не забывал: эпилептические припадки. Этой болезни он обязан был и «белым билетом», и чрезвычайной въедливостью, и нередкими озарениями: Собаки, прежде всегда рычавшие на него, вдруг стали вести себя дружелюбно, голуби садились на плечи и на черенок метлы, а начальница ЖЭКа предложила вступить в партию. Шел горбачевский призыв…
Он подумал, что не может быть членом двух тайных обществ одновременно, и отказался.
Он продолжал навещать некоторых обеспамятевших. Втирался в доверие, становился своим человеком в семье: Не только собаки — и люди относились к нему с каким-то малопонятным расположением. Как когда-то к Калиостро.
Обеспамятевшие все-таки что-то помнили сквозь туман. Кроме того, у них попадались раритеты из той, прошлой жизни. Таким способом Костя приобрел труд Фламеля для посвященных, где металлы, соли и прочие ингредиенты именовались не иносказательно, а прямо, и только сам философский камень упорно величался «кровью дракона». Более того: Фламель настаивал, что «кровь дракона» и есть самая настоящая кровь дракона. Из других приобретений стоит назвать «Тантрический практикум (боевая тантра-йога)», изданный в 1930 году издательством ОГПУ. Проштудировав его, Костя на некоторое время отклонился от генеральной линии и вплотную занялся манекенщицами, фотомоделями, актрисами: Немало их побывало в дворницкой, увешанной таблицами для проверки остроты зрения и плакатами по технике безопасности. Но когда очередная «мисс Московская область» попыталась увлечь его за собой в Америку, Костя стряхнул с себя любострастное наваждение и вновь вернулся к старой верной эзотерике.
На освеженную голову он вдруг понял, что на карте означали слова «obscurra obligata» — и с третьей попытки попал-таки в лабораторию Брюса под Сухаревой башней.
Он едва не повесился от восторга, увидев сундуки с книгами.
В неменьший восторг его привела находка склянки с десятком восковых гранул, по виду совпадающих с теми, о которых писал Фламель. Он не удержался, тут же разжег огонь в атаноре и, пользуясь рецептом, расплавил в тигле два фунта медных екатерининских пятаков, найденных здесь же, поскольку Брюс ничего не выбрасывал, мудро предвидя черный день. Получившееся золото он выплеснул на каменный пол, дождался, пока остынет: и задумался.
Дворницкая жизнь научила его осторожности.
В конце концов он потихоньку за бесценок сбыл золото знакомому зубному технику. На вырученные деньги он съездил в Париж в качестве переводчика с выставкой «Арт-бля» и убедился, что и зарубежных рыцарей «Пятого Рима» не миновала великая амнезия…
— Это нам не нужно? — Костя протянул переплетенный манускрипт, на коже которого едва заметно выдавлены были готические буквы.
— А, «Обретеный Грааль», — сказал Николай Степанович. — Читали. Гвидо фон Лист. Бей жидов, спасай масонов.
— Но, может быть…
— Успокойтесь, Костя. Эти люди Грааль не нашли и уже никогда не найдут.
По дымному следу. (Где-то под Моншау, 1945, январь)
Они ломились сквозь кусты, как лоси в гон.
— Дядя Ник… — Крошка Нат жарко дышал мне в ухо. — Ну дядя же Ник…
— Ш-ш, — сказал я. — Это не джерри.
Они выпали на полянку перед нами и действительно оказались не немцами: канадский сержант, рыжий детина двухметрового роста, и негр в форме американского танкиста. Это он и шумел. Вряд ли его обучали неслышно ходить по лесу…
— Эй! — негромко позвал я. — Не стрелять, свои!
Они дернулись, мигом обернулись на голос, вскинули стволы. У сержанта была винтовка, у танкиста «кольт». Навоевали бы они с такими пукалками…
Нат сначала поднял на кортике свою пилотку, потом встал сам.
— Вас только двое?
— А кто ты такой, чтобы нам отвечать? — огрызнулся сержант.
— Лейтенант Хиггинс, спецгрцуппа «Форум» при штабе Семнадцатого десантного корпуса, — сказал Нат.
— А вы один, лейтенант?
— Ребята, вы совсем потеряли нюх, — сказал Нат. — Задаете вопросы офицерам.
— Так точно, сэр, — осклабился танкист. — Как есть потеряли. Вторую неделю по лесам.
— Может, у вас пожрать чего-нибудь найдется, сэр? — спросил сержант.
— Накормим ребят, дядя Ник? — оглянулся на меня Нат.
— Забирайтесь сюда, — велел я. — А то вы там, как мыши на блюде.
Они перекарабкались через поваленные стволы и через валуны и оказались в нашей «цитадели».
— Вас тоже двое… — разочарованно сказал сержант. — Сержант О'Лири, сэр.
Восьмая канадская пехотная бригада.
— Рядовой Дуглас, сэр, — вытянулся танкист. — Седьмая бронетанковая дивизия.
— Вольно, — сказал я. — Капитан Бонд, командир упомянутой группы. Что у нас там осталось из еды, Нат?
— Найдем чего-нибудь, — Нат пожал плечами. — Ползайца точно есть.
— Тут это… — канадец сглотнул. — Мы не для себя. Раненые у нас. И леди.
— О, черт. Много раненых?
— Четверо. Ну, и леди — пятая.
— А что с леди?
— Бредит. И горячая вся…
— Капитан, простите: вы капитан Ларри Бонд, сэр? — танкист напрягся, готовый к проявлениям восторга. Что ж, за последние две недели здесь произошло так много бурных событий, что можно было встретить не только знаменитого летчика-аса, но и самого Санта-Клауса, выходящего из окружения и выносящего на себе раненого олененка Бемби.
— Нет. Я капитан Николас Бонд. И к авиации, к сожалению, не принадлежу. Что там с вашимим ранеными?
— Ну: их ранили, сэр. Их везли в госпиталь, но джерри перерезали дорогу…
— Они в тепле? Их охраняют?
— Да, сэр. Если это можно назвать теплом…
— И охраной, — добавил сержант.
— Куда же тогда вы неслись, как два носорога?
— Видите ли, сэр, — сержант замялся. — Один из наших раненых — местный житель.
— Он скрывался от нацистов, — пояснил негр.
— Он помог нам отбиться от эсэсовцев. На нас наткнулся эсэсовский патруль.