Посмотри в глаза чудовищ. Гиперборейская чума
Шрифт:
— Это впечатляет, — сказал Флеминг.
Мы остановились перед дверью, охраняемой двумя часовыми. Часовые подобрались при нашем приближении. Они выглядели примерно так, как я себе представлял: еще не опустились, но уже устали держаться на поверхности смысла.
— Какая-то странная у вас тревога, обер-лейтенант , — сказал я. — Где люди?
— Тревога по форме «Цезарь»: отражение удара снизу, — ответил наш Вергилий.-
Кроме того, цинга, рейхсфюрер. Каждый второй…
— Мы привезли лимоны, — обнадежил его я. — Очень много лимонов.
— Рейхсфюрер, — он задумался. — Все, кто впервые перешагивает этот порог, обычно говорят «Ах!»
— Ах, — сказал я и перешагнул порог.
Вместо очередного узкого коридора передо мной открылась высокая пещера.
Пахнуло морем. Негромкий рокот дизеля донесся со стороны массивной темной башни. Приглядевшись, я понял: это была боевая рубка подводной лодки, стоящей в узком, но, очевидно, достаточно глубоком канале.
— Нам направо, рейхсфюрер, — прервал Кассовский мои созерцания.
Интересно все-таки, за кого они меня принимают, подумал я. Кто в лавке за Гиммлера остался?..
Узнаем в свое время.
— А подводная лодка, как я понимаю, у вас вместо электростанции, — сказал я.
— Так точно, рейхсфюрер.
От нашего проводника так и веяло восторгом. Понятно, почему людей из гарнизона базы было так просто брать : во мне они видели воплощение своей мечты, своих грез, своих представлений о счастливом осмысленном будущем…
Ждали-ждали рейхсфюрера — и дождались, наконец. Если существует рейхсфюрер — должен где-то существовать и собственно Рейх…
С профессионалами из «Аненэрбе» этот номер может и не пройти.
Впрочем, смешно было бы надеяться на легкий успех.
— Провод кончился, — сказал Флеминг.
— Позвоните последний раз — и бросайте все, — сказал я.
Флеминг взялся за телефон.
Я только однажды видел, чтобы человека бледнел так быстро: Рене Гиль, в девятьсот девятом, в Париже, когда несколько французских лоботрясов и один русский идиот вызывали дьявола — и таки вызвали…
— «Генерал Грант» торпедирован и тонет, сэр, — сказал Флеминг.
Как выяснилось впоследствии, эсминец не был торпедирован, а подорвался на мине. Взрывом ему оторвало полкормы, но на плаву он остался — хотя и в состоянии полнейшей неподвижности.
Между тем учебная тревога на базе плавно перешла в боевую. Изменение планов командования привело к некоторой сумятице, и я наконец увидел, что на базе действительно есть люди. Много людей. Больше, чем нам хотелось бы…
— По боевому расписанию должен находиться у входа в туннель «Саксония», — деревянным голосом сказал наш проводник. — Вам же надлежит пройти в гимнастический зал.
— А почему не в столовую? — спросил я. — Заодно проверим аутентичность закладки. В конце концов, первую пробу всегда снимает старший по званию.
Кассовский посмотрел на меня затравленно.
Столовая для рядового состава отделялась от офицерского зала фанерной перегородкой, окрашеной под алюминий. На одной из стен висела огромная фотография лунного летчика Курта Келлера, а на противоположной — уменьшенная и весьма скверного качества репродукция с погибшей в огне картины Сальвадора Дали «Прямой и обратный путь в извилистых пещерах воображения меж двух белых холмов, когда луна в зените сияет в последний раз». Из всего инвентаря института «Аненэрбе» только эту картину мне и было жаль — хотя Донован придерживался мнения прямо противоположного.
— Что будем делать, сэр? — тихо спросил сержант.
— Осмотрите помещение.
— Кажется, мы влипли, — сказал Флеминг. — Вряд ли я смогу продержаться сутки за обеденным столом.
— Расчитывайте на двое суток, Ян, — сказал я. — Адмирал человек осторожный. Он не попрет очертя голову туда, где в море водятся торпеды.
— Интересно, — сказал Флеминг, — а подводная лодка у них плавает или на вечном приколе?
— Сейчас узнаем. Штурмбанфюрер! — смилостивился я над проводником.
— Да, рейхсфюрер!
Он был весь в поту, и сквозь его восторг проступало смертное недоумение.
— Подводная лодка способна выходить в море?
— Разумеется, рейхсфюрер! В любой момент.
— План базы у вас имеется?
— Да, рейхсфюрер.
— Давайте его сюда. Сами можете идти.
Я поймал недоумевающий взгляд Фили.
Кассовский вынул из планшета сложенную карту, потертую на сгибах, протянул мне. Руки его прыгали.
— Хайль Гитлер! — он четко повернулся и пошел к двери. В дверях покачнулся, схватился за косяк, но выпрямился — и сгинул в коридоре. С этой секунды он будет знать, что отводил в столовую осточертевшую комиссию по кадрам, которая как застряла здесь в мае сорок пятого, так и продолжает усердствовать не по разуму…
Сержант Грейнджерфорд подвел ко мне возмущенного повара.
— Пытался воспрепятствовать осмотру кладовой, сэр!
— Вот как? — я посмотрел на повара. — Имя?
— Вольнонаемный помощник армии Зигмунд Колембе, бригадефюрер.
— Почему не подчинились приказу?
— Но он же говорит по-английски!
— В уставе нет ни слова о том, на каком языке должны отдаваться приказы!
— Так точно, бригадефюрер. Однако я не мог подчиниться приказу, так как не понял ни слова…
— Очень плохо. Чем вы занимались здесь два года? За это время можно выучить китайский, а не родственный язык германской группы.
— Но я и так синолог, бригадефюрер. Магистр…
— Какого же черта вы делаете на кухне?
— Но повсеместно считается, что лучшие повара — китайцы. Никто больше не может приготовить из пингвинов что-либо съедобное. Директор института приказал мне…
— Половина личного состава базы больна цингой! Куда идет пингвинья печень, спрашиваю я вас?!