Посох Времени
Шрифт:
Едва только все собрались, Шахар приказал затушить огонь и собираться. Наверх поднимались с большим трудом, ведь за исключением Хагая, все остальные маги были весьма почтенного возраста и как следствие этого имели множество недугов.
На покатой горе с крестовидным разломом, месте, где они обычно обсуждали важные события и дела, был разбит походный лагерь. Верховный непривычно долго молчал, судя по всему никак не решаясь начать обсуждение того, что вынудило их вновь, вне положенного срока собраться в Тай Шане. Время шло, и старики так и продолжали бы отмалчиваться, стараясь не отвлекать Жреца от его высоких мыслей, если бы не непоседа Хагай, которому только-только исполнился шестьдесят один год, и который был чуть ли не на двадцать лет младше каждого из их.
Даосский жрец Хагай, на ряду с Нахшоном и Амирамом старательно таская от подножия горы сучья и хворост для костра так сильно устал, что решил потянуть время и немного передохнуть, озадачив Верховного якобы давно зревшими в его голове вопросами. Верховный не сердился, поскольку сам разрешил тому спрашивать, ежели что-то непонятно. Хагай пришёл сюда от родных земель совсем недавно. Бежавший на запад Зоар, или как звали его русские Поклад, был тому виной. Опустевшее место главного Жреца Дао не могло пустовать, слишком уж много было поставлено на карту аримских народов. Только они являли собой реальную силу для борьбы Ордена Чужаков со Славянскими и Арийскими Родами земель Асов.
— Приобщённый, — запыхавшись, и утираясь от ядовитого пота подолом рясы, вопрошал Хагай, — позволь мне спросить?
Шахар оторвался от созерцания далёких вершин и, простреливаемый косыми взглядами окружающих, озадачился:
— Говори…
— Тай Шань ведь святые горы? Но это святые горы аримов. Здесь Духи их Предков. Как быть нам? Ведь пусть мы и являемся жрецами и советниками Мудрецов при их главных Храмах, однако и слепой заметит, что мы отличаемся от них. Что уж тогда говорить об их Богах? Прости, Верховный: я прекрасно выучен науке управлять, повелевать, двигать народами, но не науке общаться напрямую с их Богами. А что если прогневаются аримские небожители?
Складка между бровей Приобщённого ослабла. Похоже, он ждал других вопросов:
— Все мы, — терпеливо начал он, — шли сюда разными дорогами. Нахшон и Амирам пробирались вдоль уступа под горой, …там есть каменный мост. Они перешли по нему на другую сторону, чтобы попасть к ступеням, месту сбора, где ты их ждал. Перед ними сотни аримов и других людей, несущих кровь своих Богов шли через этот мост. Но ведь Земле нет дела до того, кто идёт через мост, и какая в путнике течёт кровь?
Так и Богам жёлтых людей нет никакого дела до того, кто тут собирается на этой горе. Приди сюда Ас, он сможет встретиться со своими Богами, приди иудей, он встретится со своими…. Эта гора как Земля, или …как мост, — тяжко вздохнул Шахар, думая о чём-то своём, — …ей и Богам всё равно. К которым из них обращаются – те и отвечают…
— А жертва? — не унимался жрец Дао. — Мы не станем её сегодня…
— Нет надобности, — умиротворённо ответил Приобщённый Шахар. — Наши боги молчат, и не стоит их дёргать понапрасну. Достаточно будет и того, что мы здесь собрались.
— Верховный, …так, может быть, уже время рассказать нам…?
— Время, — колко заметил Приобщённый, — наступит тогда, когда решу я, и когда ты поможешь старшим товарищам запастись дровами для долгой беседы. Пока же ты развлекаешь небо глупыми вопросами, они работают...
Хагай ссутулился и моментально исчез из поля зрения Верховного. Критика возымела на него действие. Вскоре в скудном на сучья и хворост месте он в достатке исхитрился наломать множество толстых, сырых, смолистых веток от торчащих над обрывами, невесть как прижившихся здесь, маленьких, кривых и коряжистых сосен. Они мстили ему за то, как могли. Вскоре густо покрытые свежей смолой ладони руководителя течения дао клеились ко всему. К немытой рясе, к кружкам у костра, даже к мусору. Напитав достаточно грязи, его руки, были словно покрыты тёмными родимыми пятнами, и потому Хагай стыдился этого, вознося ладони к небу и молясь богам своим в кругу единомышленников.
После обеденной молитвы пришло время приступить к разговору. Верховный начал издалека, спрашивая о делах в общинах каждого из присутствующих. С момента последней встречи прошло всего около месяца, а потому сообщения магов не особенно пестрили новостями. Задержались на обсуждении трений между подопечными Ареэля и Барака, возникающих из-за разногласий между представителями двух течений легистов[113].
Долго обсуждая истоки споров, пришли к заключению, что все стычки и беспорядки, возникшие в связи с этим только на руку их общему делу, поскольку сплачивали противоборствующие ряды легистов и, выделившихся из их общества представителей течения Фа-цзя друг против друга. Ситуация с примирением поворачивала всё в нужную сторону, что не могло не радовать Совет. Даже самый последний крестьянин теперь знал, что главы их племён уже готовились к яростной войне, но только благодаря мудрому руководству Советников Ареэля и Барака сохранялся на их земле пусть и худой, но всё же мир.
Шахар похвалил вышеуказанных, подчиняющихся ему ставленников «Зикней ам[114]» за гибкость ума, и даже сказал, что некоторым из Совета не мешало бы поучиться тому, как должно эффективно действовать. Было заметно, что Верховный просто тянет время и очень скоро стало ясно почему. Откуда-то от подножия горы, отражённый эхом, долетел до них крик раненной птицы. Приобщённый встал:
— Хагай, — обратился он вдруг к пребывающему в расстройстве после сегодняшнего нравоучения Советнику дао, — спустись вниз. Там ждёт воин Ордена «Скорпионов», приведи его сюда…
Окрылённый вниманием и прощением маг быстро поднялся и спешно отправился к спуску. Оставшиеся на Совете вопросительно переглянулись, ожидая, что Верховный, пользуясь этим, что-то скажет. По какой-то причине они все как один считали, что им непременно следовало что-то скрывать от самого неопытного из них, однако Шахар молчал и всё глубже проникал в свои тяжёлые мысли.
Он не обязан был считать так, как считали они. Более того, скрывая это от Совета, он тихо уважал Хагая за то, что тот, будучи брошенным в самое горнило оставшихся без присмотра дао, сумел так ловко вплести полосками лести и неправды легенду об исходе Заора (Поклада), что многочисленные и подозрительные дао, приняли это как должное, а его самого почитали ныне, как родного. Этот сравнительно молодой маг досконально знал Талмуд и Тору, причём знал как на лашенкойдыш[115], так и на ромейском и на греческом языке и прекрасно ориентировался в различиях и выгодах использования этих различий. Дао относились к нему, как к святому, поскольку даже никто из их мудрецов или отшельников не могли похвастаться таким знанием жизненных уроков Учителя Лао-Цзы.
Хагай был рождён от смешанного брака арима и иудейки. Его отец был в почтенном возрасте, когда вскружила его седую голову сумасбродная танцовщица Рахель. Это уже в старости её знали толстой, уродливой и неповоротливой как колокол, а в молодости она так разгулялась с наместником императора, что жизнь того рухнула к её длинным ногам и крутым бёдрам золотыми россыпями и драгоценными камнями. Так появился на свет нынешний Советник круга Мудрецов Дао.
Это отец выучил Хагая языку, трудной, непривычно сложной письменности аримов, дал своему отпрыску столько знаний о Дао, сколько не знал даже сам император. Более того, рассказал о пещере в горах, где сохранены свитки, которым около тысячи лет и о которых не знает никто. Дело в том, что сам Лао-Цзы был их родичем, и отец завещал Хагаю вернуться на родину, чтобы почтить память своего знаменитого предка.