Постфилософия. Три парадигмы в истории мысли
Шрифт:
Другое дело «стол». Им назывался одновременно и то, что мы сегодня понимаем под этим словом, но также и царский трон. Отсюда выражение «стольный град» и «столица». Столица — это тот город, где расположен стол (трон) великого князя или царя. На троне, на котором может сидеть только один человек, имел право восседать только князь. Остальные же сидели на лавках. В этом проявлялась модель традиционного устройства общества: на периферии — многие, в центре — один.
Введение стульев давало иллюзию, что каждый «сам себе теперь царь», что разрушало тонкий баланс циркуляции священных энергий в традиционном обществе Руси — от царя, помазанника Божия, до простого крестьянина. Диалектика стола как трона (в единственном числе) и лавки (объединяющей народ) была следствием открытости Яйца Мира, русского «Яйца Мира». Царь не был верхней планкой общества —
Открытие Яйца мира снизу
Переход к парадигме постмодерна Генон описывает как открытие Мирового Яйца снизу.Эту финальную фазу распада священного космоса и наступление конца мира сам Генон связывал с распространением неоспиритуализма. Он говорил, что за эпохой грубого и брутального материализма должна начаться эпоха, когда от гонения на религию люди перейдут к безразличию к религии, а от формального утверждения парадигмы Просвещения — к экстравагантным и мракобесным формам полурелигии-полусатанизма, к помеси сектантства с новейшими технологиями. Сам Генон уделял огромное внимание неоспири-туалистским явлениям, таким как, теософия, спиритизм, оккультизм, что удивляло его последователей. Сегодня, это действительно выглядит странным: никто не помнит об оккультисте Папюсе, теософистке Блаватской или спирите Кардеке, а идеи Генона касаются фундаментальных и глобальных явлений, вполне актуальных и сегодня. Почему столь маргинальным вещам он уделял такое большое внимание, почему на них тратил так много сил? В частности, он написал несколько книг о теософизме: «Теософизм. История одной псевдорелигии», «Заблуждение спиритов» и много статей на эту тему.
На самом деле, Генон придавал этой проблеме такое значение потому, что видел в неоспиритуализме явный признак наступления новой парадигмы — парадигмы постмодерна (хотя в эпоху Генона этого термина ещё не существовало). Генон описывал то, что придёт на смену модерну как открытие Мирового Яйца снизу,когда во Вселенную, после её закрытия сверху, начнут проникать «инфракорпоральные» (подтелесные) сущности, описанные в Традиции как «орды Гогов и Магогов».Именно для того, чтобы не допустить эти сущности, некоторые священные правители Древности строили символические стены. В частности, Александром Великим у Каспийских ворот была построена знаменитая медная стена для того, чтобы Гоги и Магоги не ворвались в человеческий мир. Великая китайская стена имела сходный символический смысл, так как оседлые китайцы воспринимали евразийских кочевников как «демонические бродячие влияния». Для недопущения в мир этих влияний существовали развитые ритуалы и обряды.
Трудно сказать, о каких влияниях идет речь, но, согласно Генону, это инфернальное население низших, подвселенских, адских миров, которые в конце времен, когда Мировое Яйцо открывается снизу, проникают в человеческую, и не только в человеческую, но и в космическую среду и производят в ней совершенно особые явления — черные чудеса или чудеса Антихриста.
Генон, имевший в юности тесные контакты с неоспиритуалистскими группами и течениями был убежден, что в этих кругах создаются прецеденты инфракорпорального вторжения. Оторвавшись от конкретной традиции, не обладая необходимой подготовкой и дисциплиной для последовательного духовного и мистического пути, оккультисты и теософисты, а также другие представители неоспиритуализма, после фундаментального разрушения, осуществленного в их сознании модерном и его антитрадиционными принципами, просто не в состоянии прорваться к высшим уровням Традиции, давно ставшим недоступными — тем более, что Яйцо Мира закрыто сверху.И их протест против сухого материализма, против позитивизма и атеизма выражается в том, что они только расшатывают культуру модерна и создают благоприятные условия для вступления в мир «орд Гогов и Магогов».
«Они уже здесь»
Для традиционалистов две фазы в изменении структуры Мирового Яйца представляют собой два этапа движения в сторону эсхатологии или в направлении конца времен. Первый является катастрофой закрытия Мирового Яйца сверху, и второй катастрофой — открытие Мирового Яйца снизу и вторжение во Вселенную инфракорпоральных существ. Но важно понять, что для традиционалистов, даже если они чрезвычайно
Наблюдая фрагменты отечественного постсоветского постмодерна — Бориса Моисеева, Верку Сердючку, Петросяна, Жириновского, книги и либретто Владимира Сорокина, выставки Марата Гельмана и т.д. — поневоле удивишься: многие люди в возрасте, воспитанные в СССР, думают, что это нечто скандальное, из рук вон выходящее, беспрецедентное, даже «апокалиптическое». Для традиционалистов же постмодерн не несёт в себе ничего неожиданного. Апокалипсис для них начался очень давно,с Ньютона и с Декарта, в русской истории — с реформ Никона и Петра Великого. Для Генона констатирующий закрытие Яйца Мира сверху Декарт уже нёс в себе, как в матрешке, Папюса и Блаватскую, т.е. был чем-то вроде демона, «всадника Апокалипсиса». Наверное, ничего страшнее, чем Декарт, для Генона не было. Он ругался этим словом «Декарт». «Ах, ты, Декарт», — говорил он своим каирским детям, которые не слушались. Наверное, так оно и было, впрочем, я не уверен... Кто закрыл Яйцо Мира сверху, тот и открыл его снизу.
В принципиальном, парадигмальном, смысле для традиционалистов, которые главный смысл вкладывали в духовные влияния, закрытие Мирового Яйца было уже необратимой катастрофой,и не нужно было дожидаться Бориса Моисеева и Владимира Жириновского, Сиёку Асахару или Рона Хаббарда, чтобы всё понять. А когда они пришли, это было последним, заключительным аккордом размывания Вселенной, когда подтелесные сущности через открывшуюся брешь завершают свою разрушительную работу.
Мировое Яйцо, плавающее в мировых водах (нижних водах), наталкивается на инфернальный айсберг, и повторяется история «Титаника». Отсюда символизм «Титаника», настолько фундаментальный для всего XX века. Этой метафоре «Титаника» был посвящен не только гламурный фильм с участием Ди Каприо, но и замечательный текст Эрнста Юнгера, о символизме течии о том, как этот роскошный лайнер современности уходит на дно и растворяется в нижних инфернальных водах.
Радикальный субъект
«Кто» оценивает парадигму как парадигму?
А вот теперь давайте задумаемся: кто в эпоху фазовых переходов разоблачает парадигму как парадигму? Кто способен отстраниться от парадигмы настолько, чтобы вынести на её счет обобщающее суждение? И каким образом этот «кто»оценивает другие парадигмы — ведь у него нет ни субъектности, ни объектности, ни мира, ни познания, ни языка, ни пространства, ни времени (поскольку всё это — следствия парадигм)?
В явлении традиционализма мы уже столкнулись с определенной инстанцией,которая продемонстрировала нам, пусть несколько косвенно и завуалированно, свою способность отстраняться от парадигм настолько, чтобы осуществлять между ними свободный выбор. И что самое важное: этот выбор осуществлялся из самого центра среды парадигмы модерна в пользу почти исчезнувшей парадигмы Традиции, которую пришлось интеллектуально и несколько схематически воспроизводить (это самое главное!) не как Традицию, а как парадигму.
Эта инстанцияпредставляет для нас колоссальный философский, жизненный, метафизический, политический и социальный интерес. Почему? Потому что, если мы вспомним, как фундаментально влияют парадигмы на субъекта, на идентичность, на предопределение гносеологических стратегий, насколько они аффектируют онтологию, само устройство окружающего мира — не говоря уже социальных, культурных, политических и иных прикладных формах, то мы поймем, что именно парадигмы ответственны за то, что естьи чего нет;что истинно,а что ложно; какесть то, что есть, и чемдолжно стать, то, что есть или то, чего ещё (пока) нет. Это именно парадигмы.