Посвисти для нас
Шрифт:
В три часа дежурный раздавал из ведра жидкую рисовую кашу с овощами. Она больше напоминала забеленный кипяток, но никто не отказывался.
«Когда же кончится война?» Никто не задавал этот вопрос вслух, но эта мысль смутно возникала в голове у каждого.
«Если она быстро не кончится, нас ведь тоже призовут».
Но эта тяжелая, беспросветная война, казалось, будет продолжаться вечно…
Одзу помнил, как вскоре от Хирамэ пришло письмо. В нем он благодарил Одзу за присланные подарки и вложил в
На фото около десятка солдат выстроились в две шеренги. В задней шеренге стоял, будто витая в облаках, Хирамэ. Странное выражение — «стоять, витая в облаках», но Одзу, когда он смотрел на снимок, оно казалось самым подходящим.
Другие солдаты стояли, обняв друг друга за плечи, и улыбались. Приглядевшись, Одзу, судя по двум и трем звездочкам в петлицах, разобрал, что они были рядовыми первого и высшего класса. Лишь Хирамэ и еще один парень имели по одной звездочке рядового-первогодка.
Лицо Хирамэ показалось Одзу одутловатым, из чего тот предположил, что его друг еле волочил ноги.
Одзу слышал от людей, как в армии относятся к первогодкам. Как бы ни ловчил в своей военной части щуплый Хирамэ, одутловатое лицо лучше всего говорило о том, что служба измочалила его сильнее остальных.
«Со мной все в порядке, службу несу усердно, обо мне не беспокойся».
Одзу не мог поверить, что эти слова Хирамэ написал от чистого сердца. Скорее для того, чтобы письмо прошло военную цензуру.
«Пойми, на самом деле все не так!»
Казалось, Одзу слышит звучащий между строчками крик души. Это письмо Хирамэ опять написал авторучкой, которую подарила ему Айко.
Мир все больше увязал в войне, как в болоте. В Европе союзники высадились в Италии, дуче Муссолини был отстранен от власти, и страна капитулировала. В Японии тоже оптимизм пока держался исключительно благодаря сводкам, публиковавшимся военными властями, и сообщениям в газетах. Всем было ясно, что Америка перешла от обороны к наступлению.
После летних каникул в начале второго семестра произошло то, чего боялись Одзу и его однокашники. Отменили отсрочку от призыва для студентов гуманитарных колледжей и подготовительных отделений.
— Для вас наступило время взросления. Скоро наступит день, когда вы покинете эти стены и отправитесь на поля сражений. Прошу вас не переставать гордиться тем, что вы были учащимися колледжа Р., — громогласно вещал декан перед собравшимися на стадионе студентами подготовительного отделения. До его речей никому не было дела. Ведь это не его и не преподавателей призывали в армию, а студентов.
Для прохождения медкомиссии Одзу отправился в префектуру Тоттори в городок Кураёси, где была зарегистрирована его семья.
Туда же приехали два старика из управы сельского округа, в который входила деревня, где родился отец Одзу. Стоя в одних трусах в актовом зале начальной школы вместе с такими же, как он, парнями, проходя одного врача за другим, Одзу вспоминал тот день, когда сопровождал Хирамэ на медосмотр при поступлении в морскую кадетскую школу.
Когда проверяли на венерические болезни и геморрой, Одзу пришлось снять трусы и встать на все четыре конечности, как собака.
Одзу полагал, что ему определят вторую группу годности. Окружавшие его парни, призванные из деревни, все были крепыши, как на подбор.
Он стоял навытяжку, когда начали оглашать результаты, и услышал, как член медкомиссии громко объявил: «Первая группа!»
— Поздравляем! — радостно приветствовали Одзу пришедшие с ним старики из сельской управы.
Одзу очень хорошо помнил день, когда он явился на приписной пункт.
На черной крыше казармы ворковала стая голубей. На плацу установили таблички, на которых были написаны названия префектур, откуда родом призывники. Одзу и другие новобранцы выстроились перед ними в четыре колонны.
— Сейчас мы будем называть подразделения, к которым вы приписаны. Когда объявят ваше подразделение, надо выйти из строя и построиться перед командиром.
Всех распределили по подразделениям, после чего командиры отвели Одзу и других новобранцев в казарму, где они оказались впервые в жизни. Войдя в казарму, они вновь услышали воркование голубей, сгрудившихся на крыше.
«Интересно, — подумал Одзу, — довелось ли Хирамэ, как мне сейчас, слышать, как воркуют голуби».
Посреди казармы, пропитавшейся запахом масла и человеческих тел, стоял длинный стол, по обе стороны которого тянулись нары с набитыми соломой матрасами.
— Меня зовут Утида, я командир отделения, — сцепив руки за спиной, начал загорелый сержант. — Командир отделения — это ваша мать, поэтому вы можете обращаться ко мне по любому вопросу.
Стоявший рядом с Утидой высоченный капрал неожиданно рявкнул во весь голос:
— Эй! Я смотрю, кое-кто невнимательно слушает командира! Мы тут в колледжах не учились, как некоторые, но еще до того, как нас призвали, понимали, как надо относиться к начальству. В армии положено стоять по стойке смирно, когда слушаешь приказы или распоряжения старшего по званию!
Когда сержант Утида закончил — он произнес свою речь как бы по шаблону, было видно, что возня с новичками ему страшно надоела, настал через капрала:
— Сейчас вам будет выдано обмундирование. Все штатское сложить в рундуки. Переодеться — и на плац для получения оружия.
Вечером для новобранцев устроили праздничный ужин. Кроме риса с красными бобами и свиной тушенки, которую в последнее время редко доводилось есть на гражданке, дали по палочке сладкой фасолевой пастилы. Однако…