Посылка из Полежаева

Фролов Леонид Анатольевич

Славка ни с того ни с сего покраснел. Да уж не ждёт ли он с автобусом ту девчонку, которой с Аликом сочинял письмо? Не Зинка ли Киселёва это?

— Говори! Проходил автобус? — прикрикнул Славик на брата.

Но разве Тишку криком возьмёшь?

— А я откуда знаю? Я ведь не сыщик — следить…

— Ну, тогда не пущу…

— Славочка, миленький, да я только до Люськи Киселёвой слетаю…

— Зачем?

— «Зачем, зачем»… Забыл, какое стихотворение надо учить.

Славка сразу заподозрил неладное:

—

Передо мной не выкрутишься… А ну, покажи дневник. — Он стоял, по-прежнему упёршись в косяки, и для подстраховки, чтобы Тишка с разбегу не вытолкнул его за порог, закрыл дверь на крючок. — Да не тяни время, я долго ждать не намерен.

Показывать брату дневник было бессмысленно: стихотворение у Тишки записано. Надо было, наверно, сразу признаться, что побежал Зинкину географию посмотреть.

— Славочка, да я и без тебя дров напилю, я и один умею…

Славка после такого заверения обмяк, отпустил руки, разулыбался:

— То-то же…

Но едва Тишка двинулся к дверям, как снова перегородил ему выход:

— А не обманываешь?.. Смотри у меня, я ведь знаю, зачем ты к Люське идёшь…

— А чего «знаю»? Чего «знаю»? — холодея от мысли, что Славка и в самом деле может разгадать его планы, затараторил Тишка. — Зинкин учебник по географии иду смотреть. Мне, если хочешь знать, Мария Прокопьевна велела в стенгазету заметку о Чили написать.

Славка оторопело присвистнул:

— Ух ты! По Люськиным стопам, значит, идёшь? И ты в писатели двинул? — Он невольно освободил проход.

Тишка не удостоил брата ответом, проскользнул в дверь.

— А дрова? — высунулся из-за косяка Славка.

— Да напилю, напилю, можешь не волноваться…

У Славки, видно, в голове не укладывалось: как это так, ни на чём не попавшись, не провинившись — и добровольно согласился работать за двоих? Да он бы на Тишкином месте, если б ему учительница дала какое-то поручение, на неделю от всех домашних дел увильнул. А этот, наоборот, лишний груз на себя взваливает. Ну, не олух ли он царя небесного?

Тишка только на улице сообразил, что сделал промашку.

Славка простачок, простачок, но тут, пожалуй, и он догадается: дело нечистое.

Но и по-другому поступать было нельзя. Разве бы Славка отпустил брата, пока не напилили дров? Да ни в жи-и-изнь… А там бы мать пришла, потом отец — ещё труднее стало бы отговариваться.

Нет, всё-таки Мария Прокопьевна хорошо со стенгазетой придумала. Стенгазета выручала Тишку не в первый раз.

Одно скверно, что Мария Прокопьевна о своей стенгазете может и вспомнить. А у Тишки, как говорится, не у шубы рукав: ему о заметке и думать некогда. Надо вот страну Чили по-настоящему изучить…

Тишка бежал под горку. Дух у него перехватывало от мороза. Тишка зажимал лицо варежкой, но от дыхания куржевели брови, и он щурился,

потому что трудно было глядеть. Того и жди, что споткнёшься о выбоины или залетишь в сугроб. Вот это март нынче выдался! Скоро всех заморозит.

По сторонам дороги стояли заиндевевшие деревья. И то ли с них, то ли с неба падал мелкий сухой снег (а может, и не снег — иней) и невесомо плавал в солнечном свете, как в космическом корабле, где не ощущается земное притяжение.

А в это время в Чили, наверное, стояла жара и Корвалан от неё задыхался.

33

Ну, Люське… этой и объяснять ничего не надо, сама до всего дойдёт.

— Так ты разве до сих пор не написал заметки? — поджала она и без того тонкие губы. — Ну, ладно. Я с тобой поделюсь опытом. Надо, знаешь, как? Надо прежде всего сосредоточиться — и тогда слова сами собой потекут…

Потекли… Держи карман шире.

Тишка огляделся по сторонам. Он давненько не бывал в доме у Киселёвых: пожалуй, как в школу пошёл, как почувствовал себя взрослым — так сразу и перестал водиться с девчонками.

За это время у Киселёвых появилась обнова — книжный шкаф. Книжек в него понаставлено не так уж и много, но для Тишки и это богатство: у него мамка не больно-то раскошелится, чтобы хорошую книжку купить. В учебниках — в этих да, никогда не откажет, а попросишь художественную, скажет: «И в библиотеке возьмёшь». Тишка чуть не на цыпочках подходил к шкафу, до того разобрали его волнение и зависть.

Люська и тут вырулила вперёд.

— Видишь, что мы купили? Это в прошлом году… — Она горделиво встряхнула головой, отбросила косички за спину.

И Тишке расхотелось разглядывать книжки, он заставил себя притушить в глазах любопытство.

— Вообще-то книжек закупить не успели, — как учительница бестолковому ученику, объясняла Люська. — Но пока я учусь — полный шкаф набьём. Зинкины учебники выкинем — и собрания сочинений советских писателей поставим.

Ах, вон оно что… Тут Зинкины учебники, а он и не обратил внимания, что чуть ли не на всех книгах, на корешках, нарисованы цифры — 5, 6, 7, 8, 9. Это же обозначено, для какого класса.

Тишка отступил от шкафа, утратив к нему интерес.

И тут он невольно бросил взгляд на рюкзак, который висел на стене, невдалеке от книжного шкафа, и почувствовал, как у него прилила к лицу кровь: вот с чем в любую-то дорогу удобно пускаться, даже в самую дальнюю-испередальнюю…

— Люськ, а это чей? — напуская на себя небрежность, кивнул Тишка на рюкзак.

— Чей же ещё? Мой! — Люська побежала за табуреткой, чтобы достать рюкзак со стены: хвастаться — так хвастаться до конца. — Мне для походов купили…