Повелитель чумы
Шрифт:
– Как ваша больная?
– спросил Мерден, вновь переходя на брайлишский.
– Отдыхает со своей семьей, - Одед устало улыбнулся.
– Она поправится.
– Как вы можете быть уверены?
– спросил Коди.
– Опыт.
Ответ был не самым полным, но Коди промолчал; Одеду и так сегодня придётся вытерпеть кучу скепсиса.
– Если мы здесь закончили, то давайте выдвигаться, - предложил Ленуар.
– Время не на нашей стороне.
– Вы правы, - кивнул Одед, - только вы сейчас хотите впустую потратить ещё несколько часов. Ваши доктора
– Примут, если хотят, чтобы всё сложилось лучшим образом, - возразил Ленуар.
Мерден искоса взглянул на него.
– А если нет? Что вы будете делать, инспектор? Бросите их в тюрьму? Станете угрожать расстрелом?
– Придётся.
И хоть убей, Коди не мог понять, шутит он или нет.
Глава 9
– Да вы шутите!
Хорст Лидман уставился на Ленуара так, словно инспектор только что приказал ему прыгать на одной ноге и лаять, как собака.
Вероятно, для доктора сказанное инспекторам выглядело именно так.
– Я совершенно серьезен, - сказал Ленуар.
– Судя по тому, что мы видели, их лечение работает.
Лидман сцепил пальцы и глубоко вздохнул, словно пытаясь успокоиться.
– Я врач и ученый, инспектор, и, не желая вас обидеть, скажу, что эти..., - он взглянул на двух адали, стоявших позади Ленуара, - ... народные методы не имеют под собой научной основы.
– Это правда, - сказал Мерден.
– Тем не менее, в отличие от большинства ваших научных трудов, наши методы работают.
«Это вряд ли поможет», – подумал Коди.
Ленуар, похоже, был такого же мнения, и бросил на Мердена раздражённый взгляд.
– Это не соревнование. На карту поставлены жизни, и я надеюсь, что целители - такие, как вы, - смогут отбросить философские разногласия, по крайней мере, сейчас.
Лидман мрачно покачал головой.
– Вы не понимаете, инспектор. Если бы речь шла только о философских разногласиях, меня можно было бы уговорить на эксперимент. Но в данных обстоятельствах это совершенно невозможно. Эти пациенты находятся под моей опекой, и мой долг - обеспечить им лучшее медицинское лечение, известное науке. Поступать иначе, было бы неэтично.
– Любопытный аргумент, - сказал Мерден, - поскольку подавляющее большинство пациентов, находящихся на вашем попечении, умирают. Такой ученый, как вы, безусловно, должен понимать, что повторение одного и того же эксперимента снова и снова вряд ли приведет к другому результату. Ваша гипотеза ошибочна, и настало время для новой.
У Лидмана покраснело лицо.
– Да как вы смеете…
– Продолжать нет смысла, - вмешался Одед.
– Всегда одно и то же. Этих врачей беспокоит лишь их собственная гордыня.
– Вы ничего не знаете обо мне, сэр, - холодно ответил Лидман.
Ленуар зарычал и сжал на секунду переносицу, словно стараясь не взорваться.
Тем временем адали и врач продолжали препираться.
Коди чувствовал, что разговор уходит в сторону, а вместе с ним исчезает и их последняя надежда. И он выпалил, прежде чем успел обдумать последствия:
– А что вы скажете о синяках, доктор?
– О чём вы, сержант?
– Вчера вы говорили, что не видели ни одного выздоровевшего после того, как у него появляются синяки.
– И что?
– А мы видели. Вчера.
Конечно, формально это было не так: им сказали, что женщина поправится, но своими глазами они этого не видели. Но Коди был совершенно уверен, что никто из его спутников не станет ему перечить.
Но это всё равно не имело значения. Лидман просто отмахнулся от сказанного.
– Вот как? Вчера, говорите? Тогда как вы можете утверждать, что он поправился? Может, это просто временное улучшение?
Одед открыл рот, чтобы ответить, но Коди оборвал его, решив высказать свою точку зрения до того, как спор возобновится.
– А как часто вы сами отмечали временное улучшение у пациентов со столь далеко зашедшими симптомами?
Судя по тому, что Лидман сказал при их последней встрече, Коди был уверен, что знает ответ.
Врач заёрзал на стуле.
– Ни разу.
– Если эти синяки в значительной степени являются смертным приговором, то какой вред в том, чтобы позволить Одеду попытаться вылечить одного из пациентов с синяками? Он ведь не сможет сделать еще хуже, верно?
Лидман вздохнул, глядя на Коди налитыми кровью глазами.
– Подобная логика может показаться убедительной в абстрактном случае, сержант, но сейчас речь идет о человеческих жизнях. Каждая из них священна. Мы с вами не имеем права решать, кому нельзя помочь, а над кем можно поэкспериментировать.
– Но наверняка...
– Вы женаты, сержант?
Коди нахмурился.
– Это совершенно не ваше дело, но... Нет.
– И, тем не менее, уверен, что существуют люди, которых вы любите. Может, мама?
– И что?
– Представьте себе, что ваша мать, не дай бог, заболела этой ужасной болезнью. Как бы вы себя чувствовали, если бы я сказал вам, что ей уже ничем нельзя помочь? Что я перестану пытаться спасти ее, а вместо этого планирую подвергнуть ее какому-то языческому ритуалу, который почти наверняка не принесет ничего, кроме ужаса в последние часы ее жизни? Чего вы будете от меня ждать?
Это был справедливый вопрос.
Коди не верил в демонов, и он не хотел верить в магию. Он действительно верил в Бога и вовсе не был уверен, что Господь одобрит эксперименты с колдовством, какими бы отчаянными ни были обстоятельства. Но если бы речь шла о его матери, и это был бы её последний, единственный шанс...
– Я не уверен, но, по крайней мере, хотел бы, чтобы у меня был выбор.
Лидман задумчиво прищурился. Почувствовав некую брешь Ленуар произнёс:
– Вы правы, доктор, никто из нас не имеет права решать судьбу больных. Так давайте спросим близких пациента, которого вы считаете смертельно больным. Пусть они сами решают, стоит ли рисковать.