Повелитель Островов
Шрифт:
— Ты прав, Личнау, — согласилась прокуратор. Она защелкнула кожаные застежки на своей книжке и поднялась.
— Пойдем, дитя мое, — сказала она Шарине и зашагала к сходням.
Один из солдат схватил капитана Личнау за руку и что-то ему зашептал. Тот возмущенно дернул плечом, но все же подхватил стульчик Азеры и поспешил за ней. За ними последовали остальные солдаты.
Наступала пора прощания. Шарина подбежала к брату и обняла его. Он неловко похлопал девушку по спине. До сих пор они ладили как все братья и сестры — то есть не очень хорошо, о сейчас ей предстояло уехать, и сердце ее сжималось при мысли,
— Помни, сестренка, ты будешь представлять нашу родную Барку в столице, — пробормотал Гаррик. — Не заставляй нас краснеть.
Вслед за ним подошел Райз. Он протянул дочери руку, которую та пожала, затем девушка порывисто шагнула к отцу и обняла его.
— Счастливо оставаться, — произнесла она.
Райз улыбнулся своей обычной улыбкой — скупой и холодной.
— И тебе счастливо, Шарина, — сказал он. — Я буду тебе помогать, насколько возможно.
— Поторопись, девушка, — подала голос прокуратор от сходней.
Медер топтался рядом с Шариной. Он нервно стискивал руки, но, видимо, не хотел мешать ей прощаться с родными.
— Мама? — обратилась девушка к Лоре.
Та смотрела на дочь глазами, полными слез.
— Не делай вид, что считаешь меня матерью! — сказала она. — Я воспитывала тебя, как родную дочь, но сейчас, когда ты собралась в королевский дворец, ты попросту бросаешь меня. Поступаешь со мной, как с прислугой!
Шарина хотела было возразить, но передумала. Она могла осчастливить Лору единственным способом — взять ее с собой в Валлес, а этого Шарине не хотелось, даже если б Азера не возражала.
В результате девушка сжала руку матери и пробормотала:
— Счастливо оставаться, мама.
Она обернулась, чтобы уйти. Лора за ее спиной плакала все громче. Девушка знала, что дело закончится истерикой.
Тем временем толпа у сходней расступилась, пропуская Ноннуса с копьем на плече. За спиной у него вырисовывался узелок с вещами, на поясе, как всегда, болтался тяжелый нож.
Двое солдат шагнули вперед и закрыли отшельнику путь. Ноннус остановился, и что-то в его позе неуловимо изменилось. Шарина ощутила явственную тревогу.
— Он со мной! — крикнула девушка, оборачиваясь к отшельнику. — Вы должны его пропустить!
Азера, почти уже поднявшаяся на судно, остановилась.
— Не говори глупости! — строго сказала она.
Ноннус безмятежно улыбался. Солдаты стояли неподвижно. Один из них положил было руку на эфес меча, но передумал.
— Или Ноннус поедет со мной, или я остаюсь! — звонким голосом объявила Шарина. — Я не шучу! Вы не сможете удержать меня, если я захочу уйти!
— Я знаю эту девушку дольше, чем вы, госпожа, — произнес отшельник, легко перекрывая ропот толпы. — И верю, что она говорит серьезно.
Азера сжала поручни — как раз там, где был заменен кусочек. Солнце и морская соль еще не успели выбелить дерево в этом месте.
Хорошо, поднимайся на борт, — решила она. — И поживей!
Шарина зашагала к сходням, сжимая в кулаке край одежды отшельника. За ними последовали Медер и двое из Кровавых Орлов — последние оставшиеся пассажиры.
Шарина услышала голос колдуна:
— Что за странное шествие! Откуда ты явился, крестьянин?
И ответ Ноннуса:
— Я побывал во многих местах, мой юный друг. И если тебе повезет, ты никогда не окажешься там!
КНИГА
1
Кашел держался на расстоянии от остальных зрителей, на южной кромке волнолома, где каменные плиты переходят в траву и береговую гальку. Он тоже смотрел, как команда триремы готовится к отплытию, и плакал.
Все пассажиры были уже на борту. Моряки укрепили на нижней палубе мачту, приколотив ее клиньями к килю, но реи еще отсутствовали. Они скупили все полотно, какое нашлось в Барке, дабы сшить парус взамен того, что изодрал шторм. Правда, использовать главный парус можно было только в хорошую погоду, потому что соответствующие такелаж и рангоут 23 отсутствовали и сохранялась угроза переворачивания длинного узкого судна при сильном лобовом ветре. Поэтому в бурные дни предполагалось поднимать на носу маленький треугольный парус в помощь работающим гребцам.
23
Рангоут, рангоутные деревья (мор. ) — совокупность круглых в сечении деревянных или стальных частей оснащения судна (мачты, стеньги, бушприт и т. д.), предназначенных для постановки парусов, сигнализации и пр.
Гаррик шел по кромке волнолома, направляясь к другу. Поймав взгляд Кашела, он улыбнулся и замахал ему рукой.
Тот махнул в ответ и поспешил утереть слезы тыльной стороной руки. Вообще-то сейчас ему не хотелось никого видеть, поэтому он и встал здесь, в сторонке. Однако Кашел понимал, что убегая от друга, будет выглядеть достаточно глупо.
Капитан на корабле скомандовал: «Товьсь!», и ветер донес его голос до берега, трансформировав почти в птичий крик. По команде сотня моряков, все еще находившихся в воде, взялась за корпус судна и гребную платформу.
Барабанщик, сидевший на корме, поджав под себя ноги, начал отбивать ритм по обрубку пустотелого бревна: обычный обтянутый кожей барабан слишком быстро приходил в негодность в пропитанной влагой атмосфере корабля. Моряки принялись толкать трирему от берега, помогая себе ритмичными вскриками. Прибой закипал белой пеной вокруг их колен.
— Прошедшие дни все перепутали в моей голове, — пожаловался Гаррик, подойдя поближе. — Мне кажется: все это происходит не с нами.
— Хорошо бы, — вздохнул Кашел. Глаза юноши снова наполнились слезами, он ничего не мог с этим поделать.
Офицеры, стоя в воде позади матросов, отдавали команды. Прилив уже миновал свой пик, но сложностей с выходом триремы в открытое море не предвиделось. Нос корабля уже освободился, корма мерно колыхалась с каждым толчком. Обшивка днища была черной от смолы, предохраняющей дерево от морской воды.
Остановившись рядом с другом, Гаррик снова обернулся к триреме. Кашел воспользовался моментом, чтобы быстро смахнуть слезы. Хоть и знал: это поможет ненадолго.
Тридцать весел застыли в готовности на носу судна. Один из офицеров стоял тут же, наклонившись вперед и высматривая особо высокие волны, способные приподнять и отбросить корабль обратно на берег. Кашел не был моряком, но как каждый прибрежный житель, знал и уважал опасную силу морской стихии.