Повелители лошадей
Шрифт:
Гоюк расплылся в беззубой улыбке, когда Джад закончил ритуал. — Ты хороший сын. Может быть, из тебя тоже получится хороший кахан.
Это предложение застало принца врасплох. — Мой отец еще не умер, — отрезал он. Тяжесть и давление этого дня давили на него, и намек Гоюка только усилил его ярость и разочарование.
— Нет, нет, конечно, нет, — быстро согласился Гоюк. — Но такое время может прийти.
Принц позволил себе немного расслабиться, приняв объяснение Гоюка. — Если до этого дойдет, я надеюсь, что заручусь твоей поддержкой. Есть много вещей, которых я не знаю, многому мне нужно научиться. Ты всегда хорошо служил отцу, и я бы хотел, чтобы ты сделал то же самое для меня.
— Конечно, — ответил старик, следуя за Джадом к постели больного.
— Лама, как кахан?
Коджа нахмурился. — Возможно, потоотделение вывело яд из его крови.
Джад бесстрастно кивнул. — Ты уверен? — уточнил он.
Коджа прикусил губу, затем честно ответил. — Нет, Принц Джадаран. Я думаю, что он будет жить, но не могу этого обещать.
Джад подошел к двери юрты и поманил Коджу к себе. Принц отодвинул угол дверной створки, когда Коджа присоединился к нему. — Слышишь людей, лама? — спросил он, кладя руку на плечо Коджи. — Они сражались за него. Если бы его убийцы были живы, эта толпа разорвала бы их на части своими руками, а затем скормила бы кишки шакалам. Если он умрет при твоем попечении, я не смогу их остановить.
— Я все равно не могу тебе ничего обещать, — настоятельно ответил Коджа. Он отошел от двери и твердо посмотрел Джаду в глаза. — Я не хочу потерпеть неудачу.
— Я тоже, — эхом отозвался Джад. Он оглянулся на дверной проем и холодно пробормотал: — Хотел бы я назвать им тех, кто стоит за всем этим. Особенно Баялун.
— Этого ты не можешь сделать, — утешил Гоюк, его острые уши уловили тихие слова Джада с другого конца юрты.
Джад опустил полог палатки. — Почему нет? Ее волшебник сразил моего отца, — утверждал он. — Люди бы поверили мне.
— У тебя нет доказательств, что она это сделала, — сказал Гоюк, постукивая по ковру, на котором он сидел, чтобы подчеркнуть свою точку зрения. — Думай, как твой отец. У нее много родственников, много друзей. У тебя должны быть доказательства, а не подозрения. Кроме того, волшебники и шаманы защищают ее.
— Тогда, что же мне делать? — закричал в отчаянии Джад. — Мне нужны доказательства, прежде чем я смогу действовать, но эта гадюка свободно работает против нас. Мне нужно найти убийцу Ямуна!
— Подожди, Джад. Будь подобен тигру, охотящемуся на оленя. Кто бы это ни был, он совершит ошибку. Это скоро произойдет, — посоветовал Гоюк. — Амбиции приведут их к грубым ошибкам. Мы должны подождать, пока это произойдет.
— Как долго мы сможем держать нашу армию, в повиновении — просто ожидая? Нам нужно что-то делать. Джад присел на корточки рядом с Гоюком, ожидая указаний от старого хана.
Однако заговорил Коджа, стоящий у постели больного Ямуна. — Похороны. Если предполагается, что кахан мертв, должны быть похороны.
Джад свирепо посмотрел на ламу. — Что хорошего это даст, священник? Это только напомнит им, что кахан мертв.
Коджа встал и подошел к тому месту, где сидели двое мужчин. — Это займет ханов делом — и заставит их выполнять твои приказы. И это может дать твоему отцу время выздороветь.
Джад остановился и обдумал слова Коджи. Он взглянул на Гоюка, и старый хан кивнул в знак согласия.
— Если ты отдашь приказы о похоронах, — продолжил Коджа, — ханы послушают твоих слов. Они привыкнут следовать твоим командам. Это удержит их от ворчания и даст людям выход их боли.
Джад, опустив подбородок на грудь, наблюдал за Коджей, пока священник объяснял свой план. Когда он закончил, принц поднял голову и заговорил. — Ты гораздо больше, чем простой лама. Я понимаю, почему отец счел нужным назвать тебя своим андой.
11. Общая встреча
Баялун стояла перед своей юртой, рядом с ней был Чанар. Их обоих окружали охранники Баялун. Солдаты стояли в напряженной готовности, пока хадун читала по древнему клочку желтой бумаги. Чанар взглянул на него через ее плечо. Он умел читать — во всяком случае, немного — и не собирался упускать шанс продемонстрировать Баялун свои скудные способности. К его ужасу, то, что он увидел, было непонятным, странным и искаженным почерком. Что еще хуже для его гордости, Баялун с легкостью читала с развернутого листа, ее язык запинался на мучительных фразах.
Пока она говорила, на них опустился мрак, и краски исчезли со всего. Чанар напрягся от страха, когда мир стал серым: белые одежды стражников, черные волосы Баялун, красные шелка его собственной рубашки, даже оранжевое зарево костра. А потом ничего не было.
Внезапно что-то произошло. Твердая почва захлопнулась у него под ногами, стирая краткое ощущение парения. Чанар пошатнулся, а несколько стражников споткнулись и упали. Баялун с легкостью удалось удержаться на ногах. Во всяком случае, они прибыли в лагерь Ямуна.
И, по-видимому, здесь им не были рады.
Люди Кашика Ямуна, окружившие их, держали обнаженные мечи наготове. Охранники были седой группой — закаленными участниками кампании, одетыми в грязные черные халаты, запачканные кровью. Они пристально смотрели на новоприбывших. Черные бороды и косы были густыми и грязными от жира.
Только их покрытые шрамами щеки были свободны от грязи. Чанар узнал многих и знал их имена по предыдущим битвам. Наблюдая за ними, генерал двигался медленно и осторожно. Эти охранники были готовы нанести удар. Это было ясно по тому, как они стояли, как держали свои мечи, и по отсутствию дружбы в их глазах.
Стражники Баялун стояли также настороже, кончики их мечей подрагивали в предвкушении неизвестности. Чанар медленно выпрямился. Он был ханом, принцем Туйгана, а не каким-то вором. Выглядя как нельзя более внушительно в красной мантии и золотом жилете, расшитом синими драконами, Чанар сердито посмотрел на окружавших его Кашиков.
— Дайте мне пройти! Я проведу хадун Туйгана, чтобы она увидела тело своего мужа, — крикнул Чанар. Его лицо было осунувшимся и темным, а глаза сузились до жестких, недружелюбных щелочек. Закаленный в боях, кровожадный старый скандалист, живший в нем, вышел на первый план. — Расчистите путь или умрете! — проревел он, угрожающим взмахом обнажая свой меч. Плечи генерала вздымались, когда он набирался ярости и мужества.