Повелители лошадей
Шрифт:
Принц немного подумал. — Без тебя два, может быть, три дня. Уже ходят слухи.
— Я говорю, четыре или пять дней. Наши люди — хорошие люди. Они слушают твоего сына, — возразил Гоюк, подчеркнув свой комментарий тем, что прикусил губу.
— Джад, ты будешь держать дисциплину в армии столько, сколько потребуется. Никто не должен знать, что со мной случилось, — сказал Ямун самым командным тоном, на какой был способен его слабый голос.
— Но, почему? — спросил Коджа. — Разве ты не хочешь успокоить своих людей?
— Кто-то — Баялун, император Шу или кто-то еще — хочет моей смерти. У них наверняка есть на уме еще какие-то планы. Если я умру, они выдадут себя своими действиями, — объяснил Ямун, как будто разговаривал с ребенком. Его речь была прервана приступом кашля. Джад и Гоюк отвернулись, вежливо игнорируя слабость кахана.
Священник помог Ямуну сесть, чтобы прочистить горло. — Тебе нужен отдых. Ямун, все еще хрипя, попытался отмахнуться от Коджи, но священник отказался занять свое место. Он подтянул одеяла, чтобы накинуть их на плечи кахана. — Сейчас тебе нужен отдых, если ты не хочешь умереть.
Ямуна сотряс очередной приступ кашля. — Хорошо, — выдохнул он. — Идите все в свои юрты. Джад, я на тебя надеюсь. Слушай Гоюка и священника. А теперь оставьте меня. Он откинулся на подушки, шумно дыша в перерывах между приступами кашля.
Джад и Гоюк обменялись обеспокоенными взглядами, и поклонились до пола. Затем они, вдвоем, молча, откланялись. Когда они вышли за дверь, Коджа взял одеяло из кучи в ногах кровати Ямуна и завернулся в него. Он свернулся калачиком на полу рядом со Знаменитым Императором Всех Народов и постарался устроиться как можно удобнее. Сегодня ночью он останется в юрте Ямуна, чтобы присмотреть за своим пациентом — его андой.
10. Мертвые голоса
Единственное свечение, которое смягчало темноту, исходило от необработанного кристалла размером с большое яйцо, установленного на треноге из кованого железа. Маленькие ножки подставки заканчивались изящно вырезанными бараньими головами, покрытыми позолотой. Маленькие граненые гранаты украшали изогнутые рога зверей, сужающиеся к черному железу опор.
Кристалл тускло переливался теплыми красками солнечного света. Чанар изумился этому. Смотреть на камень было все равно, что смотреть солнечным утром через маленькое отверстие в стене юрты. Тепло и свет танцевали перед его глазами, прямо за пределами его досягаемости. Когда он пристально вгляделся в камень, ему показалось, что он видит, как формы мерцают и исчезают глубоко в его сердцевине. Ему было интересно, что видела Баялун, сидевшая напротив него, когда она склонилась над шаром.
Хадун монотонно говорила. Ее нос был практически прижат к кристаллу, а руки аккуратно сложены чашечкой вокруг основания штатива.
Чанар поежился. Его ноги затекали, но он не хотел двигаться, боясь потревожить Баялун. Последние полчаса она сидела в одной и той же позе, снова и снова повторяя одно, и, то же заклинание. Чанар удивлялся, как ей это удается. Напевание было ошеломляющим. Сначала он подумал, что это был Туйганский язык, сильно искаженный, но это быстро оказалось неверным. Что бы она ни говорила, это было не на том языке, который Чанар когда-либо слышал. Генерал был уверен в этом. У него было тридцать минут, чтобы выслушать и убедиться.
Внезапно Мать Баялун закончила пение, тяжело вздохнув от усталости. Она села прямо, выгнув спину, и сильно потерла виски кончиками пальцев. Кристалл все еще светился между ними.
— Смотри, — приказала она, слегка прикоснувшись к камню. Свечение камня замерцало, а затем расширилось, заполнив воздух между ними. Баялун раскинула руки, и свет тоже распространился.
Внутри света сформировалась и разрослась сцена. Это была юрта, залитая ярким утренним солнцем. Охранники неподвижно стояли снаружи, окружая ее кольцом. Высокий штандарт, установленный у дверного проема, развевался на ветру.
— Это юрта Ямуна! — воскликнул Чанар.
Мать Баялун рассмеялась. — Генерал Чанар, ты такой очаровательный, — сказала она. — Да, это шатер кахана. Она встала, тяжело опираясь на свой посох, и неуклюже подошла к нему. — Смотри, — снова скомандовала она.
Чанар внимательно вгляделся в происходящее. — Вот старый Гоюк... и Джад, — прошептал он, указывая на изображение.
— Нет необходимости вести себя тихо, — прохрипела Баялун. Она остановилась, чтобы прочистить горло. — Они нас не слышат.
Чанар кивнул, наблюдая за происходящим. Он отступил назад, чтобы дать изображению пространство. Генерал не собирался прикоснуться к нему.
— Смотри! — Баялун внезапно зашипела. — Посмотри на штандарт! Все именно так, как говорят. Она указала на шест, стоящий перед юртой. На нем, мягко покачиваясь на ветру, которого они не могли почувствовать, висели девять черных хвостов яка.
— Знак смерти, — тихо сказал Чанар. Некоторое время он смотрел на медленно колышущиеся хвосты. — Ямун мертв? Он повернулся к Матери Баялун, на самом деле не принимая то, что он увидел.
— Конечно, — уверенно заверила она его. — Зачем им было поднимать штандарт?
Чанар подавил желание отругать Баялун за ее бессердечные слова. Мертвые заслуживали уважения. — Я хочу увидеть тело Ямуна, — внезапно потребовал он. Его зеленый шелковый халат сверкал в свете кристалла.
Волшебница покачала головой. Капюшон упал с ее лица, позволив ее густым серо-черным волосам свободно свисать. — Это сделать невозможно. На царской юрте есть защита, поставленная там Бурекаем — моим мужем. Кристалл не может заглянуть внутрь юрты.
— Тогда откуда ты знаешь, что он мертв? — возразил Чанар. Он подозрительно оглядел изображение.
— Потому что он должен быть. Они не подняли бы штандарт, если бы он не был мертв. Лицо Баялун выражало ее абсолютную убежденность.
Генерал обдумал ее доводы, потирая костяшки пальцев, пока так стоял. Чанар согласился через мгновение. — Но почему они не держат его смерть в секрете? Без кахана армия развалится.
— Люди, должно быть, уже все знают, — предположила Баялун, обводя светящееся изображение. — В противном случае, ты прав, Гоюк и Джад держали бы смерть в секрете.