Повелители лошадей
Шрифт:
Через несколько мгновений Коджа покинул свою юрту и направился к юрте кахана. Пока Коджа шел, он заметил, что палатки были расположены неровными рядами, но каждая из них была ориентирована одинаково. — Почему все двери выходят на юго-восток? — спросил он своих сопровождающих.
Один из охранников проворчал: — Это направление, где живет Тейлас.
— Тейлас — ваш бог? — спросил Коджа, обходя участок грязи. Охранник кивнул.
— У вас нет других богов?
— Тейлас — бог всего сущего. Есть чамы, которые помогают ему. Парень был гораздо более разговорчив, чем другие, кого Коджа встречал.
— Чамы?
— Стражи, такие как наша мать, Синяя Волчица. Они отгоняют злых духов от юрт. Смотри — вот они. Охранник указал на группу, похожих на палки фигурок, которые окружали верхушку каждой юрты.
После этого охранник замолчал. Кодже ничего не оставалось делать, кроме как двигаться вперед, молча, наблюдая. Они прошли через ворота и направились вверх по холму к юрте кахана. На этот раз никто не бросил вызов священнику, когда он подошел к штандарту с конскими хвостами, хотя его сопровождающие поклонились. У юрты кахана Коджа подождал снаружи.
Через непродолжительное время священника пригласили. Слуга поднял полог юрты и придержал его, впуская немного света в полутемное помещение. В дальнем конце палатки была приподнятая платформа, покрытая коврами. Там, на маленьком табурете, сидел Ямун Кахан. Под платформой, в стороне, сидел пожилой мужчина с тонкими седеющими усами.
Кахан был одет в официальную одежду — кожаные сапоги, выкрашенные в красный и черный цвета, желтые шерстяные брюки, синюю шелковую куртку, расшитую драконами. Одежду дополняло кожаное пальто-мантия с широкими манжетами и воротником из белого горностая. Его шапка была низкой и лишь слегка заостренной, лоб покрывала толстая полоса соболиного меха. Из-под нее свисали его косы, переплетенные мотками серебряной проволоки. С длинных концов его усов свисали стеклянные бусины.
Несмотря на все величие и мощь, о которых заявлял Ямун Кахан, его юрта была обставлена просто. Войлочные ковры, покрывавшие стены, были ярко раскрашены геометрическими узорами, как это было принято, но, кроме постамента, в юрте почти ничего больше не было. Вдоль одной стены лежала стопка подушек, а в центре комнаты стояла курильница для благовоний. Масляные лампы на цепях свисали с потолочных балок, которые сами были с резьбой, и украшены серебряными пластинками с завитками. Позади кахана была подставка, на которой лежал его лук и несколько колчанов со стрелами.
Старик перед Ямуном сидел за низким столиком. На нем были аккуратно разложены несколько листков бумаги, чернильный камень и тяжелая квадратная серебряная печать. Коджа догадался, что этот человек был писцом.
— Добро пожаловать, Лама Коджа из Хазарии, в шатры Ямуна Кахана. Хан Хокуна и император всего народа Туйган просит тебя сесть, — сказал кахан усталым тоном человека, которому наскучил протокол.
Из темноты выбежал слуга, неся подушку для Коджи. Для него было приготовлено место в центре пола, сразу за курильницей для благовоний. Опустившись коленями на подушку, Коджа склонил голову к полу.
— Если юрта, в которой ты спал, была удобной, я дарю ее тебе, — предложил Ямун, подавляя зевок.
Коджа снова поклонился Ямуну и тщательно начал речь, которую он отрепетировал для этого официального приема. — Кахан оказывает мне большие почести. Я всего лишь простой посланник моего принца. Зная, что вы будете присутствовать на совете Семфара, он приказал мне передать вам послания из его рук. Я принес их с собой, — сказал Коджа, вытаскивая два пакета из рукавов своего халата. Это были большие синие конверты, перевязанные красной шелковой бечевкой и запечатанные восковой печатью принца Оганди. Коджа положил письма на ковры перед каханом.
Кахан взмахнул пальцем, и писец подобрал письма. Взяв их, он протянул их двумя руками, склонив голову, кахану. Ямун взял конверты и изучил печати, в то время как писец вернулся на свое место. Очевидно, удовлетворенный тем, что они не были испорчены, Ямун вскрыл первое и осторожно развернул лист. Неизвестно, какие языки мог понимать глава Туйгана, но письмо было написано как плавным почерком Семфара, так и штриховыми идеограммами Шу Лунг. Ямун просмотрел страницу и передал ее писцу.
— Мой писец прочтет это. Мне нет смысла читать, — прямо объяснил кахан. Писец аккуратно положил бумагу на письменный стол.
— Лама Коджа, — продолжил Ямун, выгибая спину, чтобы потянуться, — ты посланник Хазарии. Поэтому я распорядился подготовить для тебя соответствующие документы, в которых указано твое положение и почести, которые тебе должны быть оказаны. Это убережет тебя от того, чтобы тебя приняли за бандита или шпиона. Глаза Ямуна скользнули вверх и вниз по священнику. — Покажи эти знаки, и тебе будет позволено пройти беспрепятственно — за исключением тех мест, куда, согласно моему слову, тебе допуск запрещен. Никто не откажет тебе, потому что нарушение моего слова равносильно смерти.
Ямун еще раз махнул писцу, который поспешил из-за стола, чтобы преподнести Кодже золотую пайцзу — тяжелую пластину с гравировкой длиной почти в фут, нанизанную на красный шелковый шнур.
Взяв пайцзу, Коджа внимательно изучил ее. Наверху была причудливая морда тигра — печать кахана. Под ней была надпись, вырезанная иероглифами Шу. Коджа тихо прочитал ее вслух. — Силой вечных небес и покровительством великого величия и великолепия, кто не подчиняется приказу Ямуна Кахана, тот человек виновен и умрет.
— Носи ее на шее и не теряй, иначе можешь попасть в беду. Коджа осторожно взвесил пайцзу и решил надеть ее в другом месте.
— Теперь, священник, я должен отпустить тебя. Есть и другие вещи, которые я должен сделать. Я подумаю над словами вашего принца. Когда придет время, я подготовлю ответ. Ямун резко прервал встречу, повернувшись к писцу, игнорируя присутствие священника.
Поклонившись в последний раз, Коджа удалился. После предыдущей ночи формальность и краткость этой встречи несколько раздражали его. — «Возможно», — подумал он, — «есть что-то, чего он не понимает в Туйганском гостеприимстве».