Повелители волков
Шрифт:
Царь не спросил, насколько хорошо он знает счет, а ветеран и не подумал уточнить, хотя мог считать только до сотни. А больше ему и не нужно было. Пусть до тысячи считают те, кому положено по службе — тысяцкие-хазарапатиши.
— Завяжи на ремне шестьдесят узлов, — сказал царь. — Только постарайся вместить их все на этой длине!
Спарамиз исполнил приказание в точности, передал ремень с узлами царю и покинул шатер. Дарий вручил ремень с шестьюдесятью завязанными узлами правителю Милета, предводителю ионийцев Гистиею, и сказал:
— Начиная с того времени, когда я пойду на скифов, развязывай на ремне каждый день по одному
Греки вышли. Царь отхлебнул вина из чаши и подумал:
«Никто не должен знать, что возвращаться к Истру я даже не мыслю. После того как мне удастся заполучить Хварну, я вернусь домой кружным путем — обойду вокруг Ахшайны и подчиню все существующие там племена. А саи — или скифы, как их называет Коес и остальные греки — пусть считают, что переправа для меня — большая ценность. Неужели все мои военачальники думают, что я и впрямь из-за глупого каприза повел войско в поход, чтобы отомстить заморским саям за смерть Кира Великого и за их набеги на наши земли? Забавно…»
Дарий, запрокинув голову, громко и торжествующе рассмеялся. Пока все идет по плану. А по-иному и не должно быть.
Глава 12
Большой совет
Саураг сидел в полуземлянке пастуха-напарника Коудзая и делал лук. Старик отправился вместе с табуном на север; туда же ушли все женщины и дети. Едва степь просохла, начался большой исход скифов племени Иданфирса из поселения-зимовника. Уходили со всеми пожитками и стадами животных, оставляя лишь немного живности на прокорм воинам, а также запасных коней. Скифы могли мчаться на своих выносливых лошадках сутки напролет, ухитряясь спать на ходу. Но все равно лошади в конечном итоге уставали и сбавляли скорость, и тогда всадники пересаживались на заводных, которые несли на себе лишь запас продуктов, стрел и дротиков.
Подросток уже знал, что в степь идет беда — огромное войско персидского царя Дария. Едва уехали «повелители волков», так про себя Саураг называл своих спасителей, посольство джанийцев во главе с Озаром, воины племени стряхнули сонное состояние, навеянное зимним бездельем, и начали усиленно тренироваться, а также готовить своих боевых коней, что тоже было делом серьезным, ответственным и нелегким. Конь скифа был не только средством передвижения, но и верным боевым товарищем. Он исполнял разные команды, во время боя ему не нужен был повод, потому что конь повиновался как шенкелям, так и голосу наездника. А еще он сражался, как настоящий воин, — мог зашибить копытами пешего воина или искусать вражескую лошадь.
Юного пастуха тоже хотели отправить вместе с детьми, стариками и женщинами на север — ведь охранять стада кому-то нужно было. Но он горел страстным желанием стать полноправным дружинником царя Иданфирса. Конечно, Саураг даже мечтать не мог, чтобы его взяли в «железную» конницу, которой руководил сам царь. Он рвался в бой как никто другой. Подворачивался такой исключительный случай вырваться из унизительной бедности и бесславия, а он должен по своему малолетству нянчиться с детьми! И он рискнул.
В этот день стреляли все; Иданфирс заставил тренироваться даже знатных воинов. Стояла чудная весенняя погода, ярко сияло солнце, но все равно дул низовой ветерок, хоть и тихий, но очень коварный.
— А ты куда лезешь?! — вдруг раздался чей-то злой голос, когда распорядитель стрельбищ поднял свой бронзовый жезл, приглашая Саурага на позицию. — Убирайся отсюда, недоросль!
Мальчик оглянулся и увидел красное от гнева лицо Бастака. Он никак не мог забыть, как его обесчестил Озар, посол джанийцев, небрежно поймав стрелу, пущенную Бастаком, словно сонную муху. После этого случая он перенес ненависть, которую испытывал к джанийцам, и к Озару в частности, на Саурага, который случайно оказался проводником посольства джанийцев. Бастак никогда не упускал случай поизмываться над беззащитным подростком.
— Чья очередь? — недовольно прокричал распорядитель. — Что там за шум? Поторопитесь, скоро вечер!
— Ты что, не понял?! — снова набросился Бастак на мальчика. — Пошел вон! Не задерживай людей.
— Чего расшумелся? — раздались недовольные голоса из толпы будущих легкоконных стрелков; первые два отряда, набранные из знати и состоятельных скифов, отстрелялись два дня назад. — Он имеет право попытать удачу, как и все мы.
— Заткнитесь! Вас никто не спрашивает!
— Бастак, придержи язык, — недовольно сказал воин, который подъехал к стрельбищу на красивом мидийском скакуне. — Ты не на Торжище Борисфенитов.
У Саурага даже сердце защемило. «Эх, мне бы такого коня!» — подумал он с вожделением, на мгновение забыв про Бастака и о том, что его прогоняют прочь от стрельбища.
— Кто посмел?.. — вскинулся было Бастак, но увидев, к кому обращается, мгновенно стушевался и что-то виновато замямлил себе под нос.
Это был самый молодой сын царя скифов Ариапиф. Не слушая бормотания Бастака, он доброжелательно спросил Саурага:
— Ты хочешь записаться в отряд?
— Это моя мечта!
— Ну что же, попробуй поразить хотя бы одну мишень. Только лук у тебя… — Ариапиф покачал головой. — Им можно только диких голубей пугать. Но коль уж тебе так неможется, возьми мой. — С этими словами он достал из горита великолепный, поистине царский лук и протянул его мальчику.
Саураг взял оружие дрожащими руками — словно святыню. Лук самого Ариапифа, сына царя! Даже посмотреть на него было для пастушка значимым событием, а уж пострелять — и вовсе большим счастьем.
— Натянуть сможешь? — не без подковырки спросил Ариапиф, посмеиваясь.
Подросток быстрым движением натянул тетиву и отпустил ее; она басовито загудела, как струна греческой кифары.
— Силен… — с уважением сказал Ариапиф; уж он-то знал, что с его луком могут управляться только сильные мужчины, и предложил его мальчику скорее ради шутки, нежели для того, чтобы Саураг показал свое мастерство в качестве стрелка.