Поверженные барьеры
Шрифт:
Скай почувствовала, что слезы подступили к глазам.
— Любовь моя, — сказала она. — Мой дорогой, глупый, любимый, удивительный Гектор. Я буду жить с тобой в одном доме, и мы позволим старикам поверить в то, что они видят. Мы свяжем им руки, мы заставим их дать согласие на наш брак, но отношения между нами будут такими, как ты хочешь. Наша любовь достаточно сильна, чтобы сохранить чистоту до брака.
Она наклонилась и поцеловала его губы.
Глава тринадцатая
Карлотта ждала Нормана в вестибюле отеля «Риц». Они договорились вместе позавтракать. Она приняла приглашение не потому, что хотела увидеться с ним вновь, а потому, что вчера она избежала объяснения, согласившись на сегодняшнюю встречу.
Ей удалось уклониться от предложения о замужестве, используя всякие уловки, и теперь она чувствовала себя дешевой и неискренней.
— Я отказываюсь говорить на серьезные темы, — сказала она в Сиро-Клубе. — Вы очень серьезны сегодня, и я чувствую, что вы будете излагать всевозможные скучные подробности. Забудьте о них, давайте веселиться, будем счастливыми и беззаботными.
В деловых вопросах Норманом руководило шестое чувство. Прошлое обошлось ему дорого, и теперь это помогло ему сдержать нетерпение, побуждавшее его выяснить раз и навсегда, каковы чувства Карлотты по отношению к нему. Неделями он пытался найти подходящий момент, уловить настроение Карлотты, которое поможет ему понять, глубок ли ее интерес к нему, или это просто дружеские встречи за завтраком и ужином. Но он не понял, что Карлотта старается избежать момента, который он искал. Вчера она ушла от объяснения, притворившись сначала легкомысленной, а затем усталой. Все то время, что они провели в Сиро-Клубе, ей удавалось поддерживать бесконечную болтовню. Она заставляла его танцевать, смеяться, не переставая приветствовала бесчисленных знакомых, мимо которых в другом случае прошла бы с дружеской улыбкой или просто помахав рукой, приветствовала их, как если бы они были ее лучшими друзьями. Она сияла и сверкала, и ее хорошее настроение было заразительно.
Но когда, наконец, счет был оплачен, программа кабаре закончилась и ресторан опустел, Карлотта села в машину Нормана и устало откинулась на мягкие подушки.
— Я умираю, — сказала она. — Вечер был чудесный, но у меня заболела голова. Не разговаривайте со мной, позвольте мне расслабиться, пока мы едем домой.
Она казалась очень красивой в тусклом свете, глаза закрыты, руки с розовыми ногтями безвольно упали на колени. Норману хотелось взять эти руки в свои, целовать их, обнять ее. Вместо этого он смотрел в окно, скрестив руки и упрямо сжав губы.
Когда они остановились у дома, Карлотта открыла глаза.
— Уже приехали? — сказала она. — Я такая сонная. Не выходите, дорогой Норман, я уверена, что вы тоже устали.
Не слушая ее, он вышел из машины, чтобы помочь ей. Подойдя к входной двери, Карлотта остановила его.
— Я сама поднимусь по лестнице, — сказала она. — Спокойной ночи и благодарю вас за чудесный вечер.
— Карлотта! — хрипло произнес Норман. Это был возглас человека, оставшегося без сил.
Она смягчилась.
— Мы увидимся завтра. Вы позвоните мне утром?
— Позавтракайте завтра со мной, — сказал он умоляюще. — Я буду в Лондоне. Я могу освободиться к половине второго, если мы встретимся в «Рице» или там, где вы пожелаете.
У Карлотты было другое приглашение, но ее мучили угрызения совести за поведение в этот вечер.
— Я с удовольствием приеду, — ответила она.
Послав ему воздушный поцелуй, Карлотта быстро захлопнула за собой дверь.
Только оставшись в спальне одна, глядя на свое отражение в зеркале, снимая орхидеи с плеча, она призналась себе:
— Я люблю Гектора.
Она впервые посмотрела правде в лицо, больше притворяться она не могла.
Норман нравился ей, она восхищалась им, наслаждалась его вниманием, но Гектор пробудил в ней страсть.
Гектор, человек, которого она видела всего несколько раз и о котором она так мало знала, стал тем мужчиной, которому она отдала свое сердце. Что-то глубоко запрятанное в ней, о чем она никогда не подозревала, трепетало от мысли о его худощавом сильном теле, умном лице с юными мечтательными глазами.
У нее было впечатление, что заключенный в нем мощный двигатель ведет его вперед к достижению идеалов. Она чувствовала, что в целеустремленности есть различие между молодым человеком и Норманом. Норман был тоже энергичен, но он был материалист, как говорят, реалист. От Гектора исходило какое-то неописуемое тепло, как от человека, который смотрит на звезды и видит ту единственную дорогу, по которой стоит идти вперед, потому что она ведет к звездам. Но у него ничего не было: ни положения, ни денег, только весьма проблематичное будущее.
— Я сумасшедшая, — сказала себе Карлотта, — сумасшедшая, но это сильнее меня.
Всю последнюю неделю, с тех пор как Гектор уехал, ей казалось, что из ее жизни ушло что-то единственно важное. Она приписывала это бессоннице, отказываясь смотреть правде в глаза. Но теперь она больше не могла спорить со своим сердцем. Ей хотелось снова видеть его, слышать его голос, чувствовать волнующую, неожиданную робость в его присутствии.
Он вернется в Лондон завтра. Она знала, что по этой причине она не позволила Норману сделать ей предложение, хотя эти слова дрожали на его губах.
— Что делать? — спросила она себя.
Опустившись в кресло перед туалетным столом, она закрыла лицо руками. Ей казалось, что она стоит на перекрестке жизни.
С одной стороны Норман, у которого деньги и положение, с другой Гектор, без копейки денег, единственная ценность которого — уверенность в себе.
— Я дура, — сказала Карлотта.
Она упала лицом на кровать и заплакала. Она не плакала много лет, но волнение последних недель, страх, сомнение и беспокойство — все переполнило ее душу в момент откровенности с собой.