Повесть будущих дней
Шрифт:
Юзик слушал деда и ему припомнились сказки, что он читал: про какую-то лампу Аладдина, про Марысю и маленьких подземных человечков — гномов с фонариками. Но и эти сказочные вещи были ничто по сравнению с тем, что говорил сейчас дед. Ни в коей сказке никто не мог додуматься до собственного домашнего солнца. А дед говорит об этом, как о самой простой, обыкновенной вещи.
— Неужели все это правда? — прошептал Юзик.
— Вот чудак! — засмеялся дед. — Да это же самая обычная научная вещь, как, скажем, электричество, радио и так далее. Удивительно только, как это ты не слышал о ней. Подожди немного и сам увидишь и почувствуешь на себе.
Когда они возвращались к своему дому, их окликнул голос сверху:
— Ну,
Юзик поднял голову. На балконе среди цветов, в красивом платье, с голыми руками, сидела в кресле-качалке тетя Агата с книгой в руках и вежливо улыбалась. Юзик вспомнил, как однажды через забор видел в таком состоянии госпожу Загорскую, как смотрел на ее издали и старался представить себе, как ощущают себя паны. А эта госпожа, говорят, родная сестра его отца, крестьянка деревни Курычы… А ее брат — темный, безграмотный батрак…
— Немного показал, — ответил тем временем дед. — Видел и твою доченьку. Играет во всю.
— Надо будет навестить. Соскучилась по ней, — сказала мать.
— У тебя сегодня выходной?
— А то.
Когда поднимались на крыльцо, Юзик не выдержал спросил:
— А тетка Агата также воспитывалась, как и мой отец? Каким образом она сделалась паняй?
Дед остановился и весело захохотал.
— Опять ты свое? Она-же никакой паняй не сделалась! Ту же самую работу делает, как и раньше, также свиней кормит, только в лучших условиях. И еще подучилась, будучи уже взрослой, и живет по-людски, как и все мы. Да и вообще, что значит «барин»? Барин это тот, кто ничего не делает, живет работой других людей и считать своей собственностью все хозяйство. А таких в нас нет ни одного. А когда ты привык считать барином каждого человека, который живет культурно, тогда считай себе всех нас панами, ведь каждый из нас может и должен быть культурным. А лучше всего в нашей стране забыть на слово «пан». Э-эх! Смотрю я на тебя и думою, какие в тебя старые дедовские взгляды! Если бы тебе мою седую бороду, то ты мог-бы быть дедом, а я твоим внуком. Обедать хочешь?
— Нет еще.
— Ну, так походи сам, присмотрись.
Дед пошел в дом, а Юзик остался на крыльце. Постоял чуть, потом присел на ступеньку. И к месту был ему этот перерыв, ведь голова не могла переварить столько новых, необычных впечатлений. Вот, если — бы сюда еще папку! Вот бы подивился на свою родную «деревню Курычы», познакомился со своим отцом, братьями, сестрами, племянниками и товарищами. Надо будет все подробно описать ему, но как тут опишешь. Да и не поверит, скажет— врешь. И Максимку и Мотэля сюда. Знал ли Мотэлев отец и Антэк про все это? Видимо, нет, ведь говорили все вообще: панов нет, всем хорошо живется, а что и как — неизвестно. Вот чтобы еще учителя и ксендза сюда! Что — бы они запоют, смотря на этот «ад»? Но они ученые, они, видимо, знают все это, но врут, ведь не хотят, чтобы и простым людям хорошо жилось, они хотят, чтобы только они одни были панами. Не спроста они все там свирепствуют у себя… А может ничего такого совсем и нет? Может он спит все это?
И Юзик даже ущипнул себя.
Не, кажется не спит.
— Что этот ты, браток, тут сидишь один? Пойдем, я тебе найду приют.
Перед Юзиком стоял Ким, веселый такой, резвый.
— Да уж я насмотрелся сегодня, — сказал, Юзик.
— А что ты видел?
— Кур, ребят.
— Ну, так я тебя покажу еще нашу школу.
— А что, в ней и летом занимаются?
— Малыши, что учатся читать и писать, не занимаются. А такие-то, как ты, занимаются весь год.
— Я уже закончил школу, — гордо ответил Юзик.
— Боюсь, что она тебе ничего не дала, — улыбаясь, сказал Ким.
Они направились к строению, что виднелся поодаль меж деревьев. Опять большое, красивое двухэтажное каменное здание, в которой даже и стен не
Когда Юзик шел смотреть школу, то совсем не собирался удивляться. Достаточно уже надивился! Конечно, будет школа, как школа, только в сто раз лучшая за ту, в какой он учился.
Но на самом деле он увидел нечто, совсем непохожее к школе. Это был ряд комнат, оснащенных обычными столами и стульями, шкафами и полками — с разными учебными инструментами. В одной комнате две девчонки и мальчик сидели над одной книгой, что-то в ней разбирали, записывали себе в тетради, спорили. Во второй комнате, оснащенным, как аптека, три-четыре человеки нечто готовили; если бы не открытые окна, от вони нельзя было бы сидеть, но для зимы тут были широкие вытяжные трубы. В третьей комнате возились с какими-то машинами, а дальше по-видимому была мастерская. Одним словам, тут было все, кроме парт, скамеек и всего того, что определяет школу. Одна только вещь, огромная черная доска в каждой комнате, чуть напоминала школу.
— Это и есть школа? — спросил Юзик в Кима. — А где— же парты, ученики, учитель?
— Ученики, видишь, занимаются, а учителя поищем. Он должен быть где-то тут. И вот он, в саду.
Юзик увидел через окно несколько учеников с учителем, которые возились на грядках около растений.
— Неужели ученики занимаются без учителя? — удивился Юзик.
— Почему нет? — не понял Ким. — Видишь, вон учитель.
— Но ученики одни. И они не учатся, а просто чем-то занимаются.
— Это просто и есть настоящая наука. Каждый из этих учеников изучает определенный научный вопрос. Учитель уже объяснил им его и, кроме того, они в процессе работы обращаются к ему, когда что непонятно.
— Таким образом они могут и не учится, когда никто не заставляет, — со взрослым видом промолвил Юзик.
— Вот оно что! Вы там привыкли учиться только тогда, когда кто с тростью стоит над зашейком? А когда ты мастеришь себе какую-нибудь вещь, заставляет ли кто тебя?
Это для себя, ради интереса и игры.
— Ну, так, наука тоже: и для себя, и для интереса, и, кроме всего для пользы. Каждый нормальный и здоровый ученик не может не интересоваться этим. А когда кто — то не хочет учиться, значиться, он больной, ненормальный, значиться, его надо лечить, давать другие занятия. У нас таких почти что нет, а когда один-второй найдется, так и для его найдутся соответствующие занятия. Когда его не интересует физика и химия, так наверняка есть что-либо другое, к чему он имеет охоту. Надо только выявить это и направить на полезный путь.
— Неужели-же ученики летом совсем не отдыхают?
— А эти занятия и есть их отдых. Каждый работает, когда хочет и сколько может.
— А зимой?
— И зимой также.
— А младшие?
— Тех уже надо собирать вместе, приохочивать.
Постепенно вокруг их начали собираться ученики, спрашиваться Кима: откуда этот парень? Ким сказал. Ребята заинтересовались и начали звать своих товарищей:
— Квант! Хризантема! Электрон! Вулкан! Гляньте, к нам чужеземец явился.
Пришел и учитель.
— Товарищ Макейчик! — обратился к нему Ким. — Не возьмете ли вы нового студента? Эмигранта.
И он рассказал учителю историю Юзика.
— С большой охотой! — ответил учитель. — Мы сейчас же поставим его доклад о положении в западной Европе, — со смехом добавил он.
— Боюсь, что докладчик провалиться, — сказал Ким.
— Напрасно. Поддержим, — сказал учитель и положил руку на плечо Юзика. — Сделаешь доклад, камрад? А?
— Не знаю, — ответил Юзик смутившись.
Ему удивительно было смотреть на этого сорокалетнего почтительного мужчину, который стоял перед им в запачканных штанах и какой-то сетке без рукавов, вместо сорочки и другой одежды, и еще по-товарищески положил руку на плечо. Совсем не такой был его прежний учитель.