Повесть о декабром чертополохе
Шрифт:
Фигура, к его великому удивлению, начала махать рукой, дескать, подходи и поговорим. И не придётся орать на всю улицу, поднимая пенсионеров и детей с постели. И Вадим, конечно, поспешил к этому мужчине, поняв, насколько же он продрог на этом морозе, и как же он рад видеть здесь доброжелательного человека.
Как только между ними осталось шагов двадцать, фигура резко пошла в сторону одной из построек. И – Вадим был готов поклясться! – через несколько мгновений она просто исчезла во тьме около очередной стены. Он замер, глядя на чёрный прогал раскрытых ворот – полотнища натужно скрипели. Снежный вихрь крутился прямо у входа в саму избу – крыльца как такового тут не было, лишь порог. И дубовая дверь, приоткрытая.
«Старое домишко», – подумал Вадим, нерешительно топчась на месте.
Несомненно, мужик его подозвал и просто прошёл в дом, чтобы не маячить на улице. Чтобы поговорить там, где затишно… И, подумав, что эта версия вполне даже убедительная, он пошагал внутрь. Двор – совсем небольшой, оказался завален снегом от и до, никаких следов он не увидел… И это заставило его остановиться снова.
– Что за абсурдище, – проговорил он тихо, так тихо, что даже себя почти не расслышал из-за воя ветра и собачьего лая. И, немного попятившись назад, решил пойти к другому дому, постучаться туда.
Как только он повернулся, краем глаза он заметил движение у порога и, повернувшись обратно, увидел ту же фигуру – она стояла у двери избы, но уже по-другому, уперев руки в бока, как бы выказывая крайнее нетерпение. Но теперь у Вадима была возможность получше рассмотреть её.
Это был очень худой мужчина в чёрном длиннополом пальто, без шапки. Его седые волосы – длинные – хлестали ему по лицу, но он оставался непоколебим, словно и не замечал разъярённую зиму.
– Извините! – в третий раз крикнул Вадим, краснея то ли от стыда, то ли от стремительно понижающейся температуры. – Мне нужна помощь! Вы знаете, где можно взять трактор? Мы завязли в снегу! Слышите, нам нужно…
Где-то в стороне раздался клацающий звук – и парень тут же посмотрел туда. Ничего. Вернув взгляд обратно, он уже не увидел мужика. Тот, скорее всего, вошёл в дом. Парень немного разозлился – ему уже поднадоело здесь находиться, и он заспешил в дом.
Закрыв за собой дубовую дверь, он сразу поразился обступившей его тишине. Теперь ветер и лай остались где-то за окном, но тепла не прибавилось – в избе давненько не топили. Стояла почти такая же темнота, как и на улице.
– Вы где? Уважаемый, Вы где? – спросил Вадим негромко и принялся топтаться около порога. Не получив ответа, он уже собрался уходить, как что-то звякнуло в одной из комнат, в которую, видимо, этот мужик и юркнул. – Послушайте, уважаемый, мне нужно…
Вадим смело шагнул вперёд – маленькая изба, как оказалось, представляла из себя вообще две комнаты: прихожую и другую, в которой было всё остальное, включая печь, дубовый стол, скамейку… Кровати видно не было, но зато в этом рябом полумраке он отчётливо
увидел лежащее тело посреди пола.
БЕЛАЯ МЕТКА
Вадим замер при входе в комнату, чувствуя подкатывающую к горлу тошноту. Погода на улице будто утихла, ушла на второй план, всё поплыло перед глазами у паренька. Он потряс головой, будто отгоняя дурной сон. И стал напрягать глаза изо всех сил, всматриваясь в лежащее тело. На первый взгляд он вообще решил, что ему показалось, но позже он убедился, что ему это не кажется: мужчина, высокий. Лежит прямо на полу, руки положив по обе стороны от себя. Лица он не видел в темноте, но почему-то был стопроцентно уверен, что это тот же мужчина, которого он видел десять секунд назад.
– Эй, уважаемый! – позвал Вадим, но тот, конечно, не двигался, и парень медленно прошёл к нему и опустился на одно колено. Прислушался, не наклоняясь. Дыхания не услышал; да ещё теперь и увидел очертания окаменевшего лица, обрамлённого длинными волосами… – Вы слышите меня?!
Это было так абсурдно, но может этому человек стало действительно плохо, и он пытался звать на помощь?! Вадим протянул руку и взял лежащего человека – она была холодной, как лёд. И твёрдой, как пластик. Будто он держал в руке руку куклы, а не человека. От неожиданности Вадим выронил кисть мужчины, и та ударилась о пол с громким стуком. Безжизненным.
Во входную дверь забарабанили. Энергично, сильно, отчего Вадим подскочил с пола, едва не подавившись собственным сердцем, застучавшим чуть ли не в горле. Руки затряслись так, что он едва не выронил бутылку…
Лежавший на полу рывком вскочил – сел на полу, словно был на пружинах. Он вцепился одной рукой – той самой, которую Вадим и держал перед этим – и притянул его книзу, к себе. Глаза восставшего сверкнули синим светом, озарив комнату, и самого парня, и самого человека. Он смотрел широко распахнуто, не мигая, крепко ухватившись за запястье Вадима.
У парня пропал дар речи: он пытался вымолвить хоть словечко, но его губы не могли разлепиться, и изнутри вырывалось лишь нечленораздельное мычание… В дверь опять забандили – грубо и нетерпеливо.
– Не отдавай им метку, – процедил оживший тихим, но очень внятным голосом. – Не отдавай им метку. Отдашь метку – конец всему. Ты меня понял?
Вадим дрожал всем телом и хотел многое сказать, но не мог… Его трясло от абсурдного испуга, свалившегося на него бурдюком с водой. Он смотрел на восставшего, просто смотрел, как тот протягивает другой рукой сияющую монету и вкладывает ему в свободную руку. Всё происходило так медленно, словно они находились под водой.
В дверь заколотили в три раза сильнее. Раздался девчачий плач.
Вадим огляделся. Изба, как и прежде, была полностью погружена во тьму. Человек так и лежал на том же месте. Неподвижен. Нежив.
«Так… – подумал парень. – Скорее всего я всё же выпил водку из бутылки, которую вроде бы взял с собой сюда… И там – контрафакт, подделка. «Палёнка»! И теперь я отравился, и мне всякое мерещится. Так, спокойно…»
В это же время он разжал руку, в которую усопший вложил ему монету во время видения. Да, монета до сих пор в ней была – блестящий полукруг, похожий на обычную пятирублёвку, но с той лишь разницей, что вместо пятёрки на монете красовалась цифра семь.
В дверь опять заколотили, снова раздался девчачий голос:
– Впустите, пожалуйста! Впустите, я замёрзну тут! Околею!
Парень встрепенулся и бросился к двери, пинком распахнув её (даже не подумав, что этой же дверью он может вдарить по просящей помощи девчонке), но всё обошлось: та стояла босоногая, сразу же за порогом. В рваной длинной рубахе (скорее всего, это была рубаха взрослого человека), хотя самой девочке было лет двенадцать. Волосы её были растрёпаны: жёлто-красные лохмотья торчали из головы во все стороны. Лицо – белое, не просто бледное, а белющее, как снег из морозильника. Глаза – большие, обрамлённые чёрными синяками. Она обхватывала себя за плечи изрезанными ручонками и тряслась мелкой дрожью, как бездомная собака в январе.