Повесть о детстве
Шрифт:
— Интересно,— Фрайман пожал плечами,— какие у меня с ним дела? Тут, наверно, какая-нибудь путаница. Ха! — обрадовался он, увидев Пейсю.— Два моих ученика. Через мои руки вы получили ремесло... Послушай,— обратился ои к Сёме,— ты точно слышал, что именно меня звал комиссар?
— Своими ушами,— твёрдо ответил Сёма.
— Странно,— удивился Фрайман и зевнул, начиная нервничать.— Тут есть ещё Фруйман, так нас всегда путают.
— Пойдёмте,— хмуро повторил Сёма и взял Фраймана эа локоть.
—
Они подошли к дому Магазаника, и Сёма, пропустив вперёд уполномоченного Осчеквалапа, взбежал по лестнице.
— Комиссар у себя? — спросил он вестового.
— У себя.
— Пейся,— сказал Сёма, усиленно подмигивая,— ты посиди с ним здесь, а я скажу комиссару.
Через десять минут Фраймапа попросили в компату к Трофиму. Он вошёл, вежливо поклонился и сел, положив на колени шляпу. Трофим с лукавым любопытством смотрел на гостя.
— Так вы и есть Фрайман? — улыбаясь, спросил он.
— Я.
— Ваш мандат!
— Пожалуйста, сделайте одолжение! — быстро заговорил Фрайман и протянул комиссару бумагу с четырьмя печатями.
Трофим внимательно прочёл мандат и, разгладив, положил бумагу перед собой:
— Так. Плохая липа! Кто вам её сделал?
— Я не понимаю,— растерялся Фрайман.
— Вы не понимаете? — удивился Трофим.— Вы, такой находчивый делец, и вдруг не понимаете?.. В уезде вам её дали?
— В уезде.
— Кто именно?
— Я его не знаю,— оглядываясь по сторонам, сказал Фрайман,— лично незнаком. Такой бледный молодой человек.
— Хорошо,— улыбнулся Трофим,— мы потом продолжим разговор. Вас сейчас отведут, и вы будете иметь время вспомнить фамилию молодого человека.
— Меня отведут? — закричал Фрайман и вскочил со своего места.— Здесь грязные руки! Здесь донос! Я уже три года работаю на революцию. Может быть, я и ещё десять таких Фрайманов устроили поражение войны. Я освобождал людей от службы. Пусть скажут.
— Успокойтесь,— тихо сказал Трофим, подавая знак красноармейцам,— вапш заслуги известны!
Фраймана увели... Сёма посмотрел на комиссара и, вздохнув с облегчением, вытер с лица пот.
— Так...— задумчиво произнёс Трофим.— Теперь нужен хороший обыск.— Оп сделал какую-то пометку на листе и, подняв голову, спросил: — А ты, Пейся, помогал ему?
— Нет, он сам,— краснея, ответил Пейся.
— Так...— ещё раз повторил Трофим.— А что ж, по-вашему, такое Осчеквалап?
— Не знаю,— пожал плечами Сёма.— Наверное, что-нибудь страшное!
— Плохо! Как же это курьер военного комиссара и не знает таких вещей? Может быть, ты, Пейся?.. Тоже не знаешь? Гм! Осчеквалап — Особая чрезвычайная комиссия по выделке валенок и лаптей.
— Боже мой! — с досадой воскликнул Сёма.
— Вот тебе и боже мой! — засмеялся Трофим.— Конечно, хорошо, когда юные большевики ловят паразитов. За это спасибо. Но кто вам разрешил арестовывать людей? А?
— Мы его только пригласили,— смущённо проговорил Сёма.
— «Пригласили»...— насмешливо повторил Трофим.— За такое приглашение вам обоим причитается сутки гауптвахты... У тебя, Сёма, память хорошая, ты мпо как-нибудь напомни, что я вам должен сутки гауптвахты. Слышишь?
— Хорошо,— согласился Сёма.— А сколько вы должны Фрайману?
— Лет пять па соляных приисках,— улыбнулся комиссар.— Не мало?
— Нет,— серьезно ответил Сёма.— Я думаю, будет вполне достаточно!
С ПАКЕТОМ
Паёк курьера комиссара был невелик, но Сёма всегда приносил его домой с чувством особой радости. Он внимательно следил за выражением лица бабушки, когда она осторожными руками развёртывала маленькие бумажные кульки.
— Фунт ржи? — удивлялась бабушка.— Это очень хорошо, Сёма.' А здесь что? Сахарный песок?
Она высыпала шуршащий песок в стакан, и по утрам дедушка пил сладкую, чуть-чуть закрашенную воду. Никто не умел так экономить и так хитрить с продуктами, как бабушка. Достав где-то несколько картошек, она смешивала их с отрубями и пекла оладьи, заменявшие хлеб. Правда, очень часто Сёма находил в этом хлебе куски соломы, по ои молчал, не желая расстраивать бабушку. А она стояла около пего, с любопытством заглядывала в рот и спрашивала:
— Ну как, Сёма, вкусно?
Сёма, не разжёвывая, глотал эти похожие на подошву оладьи и голосом, полным удивлённого восторга, отвечал:
— Замечательно! Какой-то особенный вкус!
Бабушка радостно кивала головой и присаживалась рядом с ним:
— А скажи, Сёма, ты заметил, что здесь нет и капельки соли?
Тут дедушка, потеряв терпение, тоже вмешивается в разговор:
— Знаешь что, Сарра, я бы на твоём месте так не допытывался. Если ты будешь так долго спрашивать, он рассердится и скажет всю правду.
Бабушка умолкает.
Дед, воспользовавшись наступившим молчанием, сам начинает осаждать Сёму:
— Скажи мне, пожалуйста, что будет с Фрайманом? Мне кажется, что в этом деле пахнет твоей рукой.
— Тебе кажется,— улыбается бабушка.— Его жене кажется — вот что плохо! Ты бы видел, как она смотрит на меня. Она бы утопила нас всех в ложечке чая.
— Да-а...— задумчиво произносит дедушка.— Такое время... А скажи мне, пожалуйста, куда они дели Магазаника?
— Не знаю. Отправили в уезд.
— И что же?
— Наверно, расстреляли,— равнодушным голосом отвечает Сёма.