Повесть о детстве
Шрифт:
НА ФРОНТ
Нет, ещё не конец! Целую ночь горел свет в комнате комиссара, и только на рассвете Трофима оставили друзья, и он, составив четыре стула, прилёг, накинув па плечи холодную куртку. Спал ли он? Может быть, просто лежал и думал о чём-нибудь. Сёма тоже не уходил домой. Он сидел у окна и, подперев кулаками голову, смотрел на Антона. В тревожной тишине поднималось над местечком серое утро. С улицы доноси-
лись чьи-то простуженные голоса и тоскливое конское ржанье. Что случилось, Сёма не знал. Говорили о прорыве на фронте. Дурные вести приходили с позиций. Опять зашумело местечко. Люди с испуганными лицами стояли у окон, провожая глазами нескончаемый поток. Облепленные грязью, со скрипом и грохотом катились тачанки, с деревянного моста нёсся глухой цокот копыт.
Антон подошёл к фисгармонии, смахнул рукавом пыль с маленькой крышки и, подняв её, ударил два раза пальцем по клавишам.
— Ты не хочешь спать, Антон? — тихо спросил Сёма.
— Пет.
Они помолчали... Сома подошёл к Аптопу и, присев рядом, опять заговорил:
— Что это такое, скажи мне? Куда все идут?
— Кто совесть имеет, тот здесь не сидит,— ответил Антон, пристально глядя ему в глаза.— Тебя зачем стрелять учили?
— Это я знаю,— обидчиво ответил Сёма.
— Знаешь, а спрашиваешь. Своих господ спровадили, чужим дорогу покажем! — громко сказал Антон и ударил кулаком по клавишам.
В это время отворилась дверь, и в комнату вошёл Трофим с удивлённым, насмешливым лицом.
— Так вот кто не даёт спать комиссару,— улыбнулся он и остановился на пороге.— А я слышу, кто-то рядом гудит, и гудит, и гудит. Что ж, думаю, пойду посмотрю. Ты почему, Антон, злой такой?
— На фронт хочу.
— Это уже решено?
— Решено,— улыбнулся Антон.— И назад ходу пе будет8 товарищ комиссар.
— Так...— Трофим задумчиво покачал головой,— А ты, Сёма, просто сбежал от бабутгши? Я нижу, ты хочешь, чтоб она меня окончательно разлюбила. Это же нехорошо с твоей стороны.
— Я думал, что я нужен.
— Нужен,— Трофим похлопал Сёму по плечу,— непременно нужен! Но почему ночыо? Почему на рассвете? Идите тихонько и не стучите своими проклятыми каблуками. У меня народ только уснул — Полянка, Моисей. Чуете?
— А как же со мной, товарищ комиссар? — умоляющим голосом спросил Антон.— Разве я негож?
— Голе, гож,— засмеялся Трофим.— Приходи днём.
Антон кивнул головой и тихо вышел из комнаты. Сёма уныло побрёл за ним:
— Ты правда на фронт хочешь?
— Нет, шучу! — обиделся Антон.— Что я здесь потерял, чтоб сидеть? Даром стрелять учился?
— А если пе возьмут?
— Пойду.
— А если не позволят?
— Пойду.
Сёма глубоко вздохпул и с завистью посмотрел на Антона:
— У меня дедушка с бабушкой. С ними не сговориться.
— А ты убегай!
— Как это?
— А просто, бери и убегай. Сходи к Полянке, скажи: так, мол, и так — и убегай. Потом вернёшься, зараз всё расскажешь и деду и бабке.
— А если убьют?
— Передадут,— успокоил Сёму Антон,— это уж обязательно товарищи передадут! И ещё распишут, какой же ты храбрый был,— одно удовольствие бабушке!
— Да,— рассеянно согласился Сёма,— одно удовольствие.
Они опустились на ступеньки, и Антон, высыпав махорку на
широкую ладонь, щшнялся скручивать цигарку. Уже начинался день. Сёма тяжело вздохпул и протяиул руку товарищу:
— Я пойду. У мепя дома переполох. Ищут, наверно!
Антон с недоумением посмотрел на него и пожал плечами:
— Вырос до неба, а ищут. Да я бы...
— Да ты бы!..— Сёма безнадёжно махнул рукой.— Тебе бы такую бабушку!..
В доме действительно уже проснулись, а может быть, и не ложились вовсе. Увидев Сёму, дедушка покачал головой и улыбнулся:
— А что я тебе говорил? Пожалуйста, явился. А ты уже думала, что его убили. Специально поставили пушку.
Бабушка молчала, она сняла с головы клетчатую косынку и вытерла ею бледное, постаревшее за ночь лицо.
— В чём дело? — весело спросил Сёма, притворяясь удивлён-пым.— Я же сказал, что могу задержаться. Такая служба!
— Чтоб она уже провалилась сквозь землю, твоя служба,— вдруг вспыхнула бабушка,— чтоб ты уже не смог найти к ней дорогу! Лучше б она сгорела раньше, чем ты её нашёл! Служ-ба! Ты боялся, что у меня ещё остался один чёрный волос? Так он уже стал белым за эту ночь!
— Да, Сёма, нехорошо,— нахмурился дедушка.— Я, конеч-
но, понимал и был спокоен. Но разве можно так огорчать бабушку? Где было твоё сердце, не понимаю.
— Это оп сейчас так говорит! — опять закричала бабушка.— А всю ночь он ходил по комнате и каждую минуту выбегал на улицу смотреть, не идёшь ли ты.
— Я таки виноват,— тихо признался Сёма, понимая, что о фронте не может быть и речи.— Я больше не буду.
Дедушка встал и, подойдя к кровати, поправил подушку:
— Теперь, Сёма, спать, спать. Мы закроем здесь ставни и сделаем тебе ночь. Спи!
— Да,— вмешалась бабушка,— скорее в постель! У тебя такие глаза, как будто ты всю ночь крошил лук. Ложись тут. Сними с себя всё. И укрой как следует ноги.
* * *
Сёма проснулся, услышав в соседней комнате чей-то незнакомый голос. Он насторожился. Кто ж это может быть? Сёма осторожно сполз с кровати и, слегка приоткрыв дверь, заглянул в щёлку: Моисей! Как же это оп пе узпал Моисея? Хорошее дело! Сёма быстро натянул штаиы и без рубашки, растрёпанный, с заспанным лицом, прошёл к гостю.
— А вот и командующий! — обрадованно воскликнул Моисей и улыбнулся.— Кто же это спит так поздно? Позор, Сёма! Люди уже садятся обедать.
·— Не говорите,— вздохнула бабушка.— Вы думаете, он был дома? Всю ночь торчал около комиссара. Вы мне только скажите правду, Моисей: вы действительно не можете без него обойтись?