Повесть о детстве
Шрифт:
— Но вот опоздал,— с сожалением произнёс Трофим.— Папа укатил раныпе.
— А почему пе завезли Моисея к нам? Разве ему было б плохо?
— Не захотел. Я ему советовал, по и оп прав. Тиф — штука скверная! Опасно. Заразить может.
— Так он у Гозмана?
— Не у Гозмана, а в больнице,— смеясь, поправил его Трофим.— Ты не бойся! Скоро встанет. У него только слабость, крови мало!
Сёма выскочил в коридор и, присев на краешек блестящих
перил, скатился вниз. Бабушка терпеливо ждала его. Пейси уже не было.
—
— Куда — домой? — возмутилась бабушка.— Надо сейчас же идти в больницу и поднимать там скандал!
— Опять скандал?
— Нет, ты будешь ждать, пока он умрёт! — рассердилась бабушка и, дёрнув Сёму за рукав, торопливо зашагала по улице.
Сёма покорно пошёл за пей.
Возле больницы оии остановились, и бабушка, поставив около себя корзинку, постучала кулаком в дверь. Через несколько секунд чей-то голос крикнул сверху:
— Перестаньте тарабанить!
Дверь открылась, и на улицу вышел заросший мужчина в вылинявшей я?елтой гимнастёрке, с чашкой в руке.
— Где ваш доктор? — строго спросила бабушка.
— Я,— недовольно хмурясь, ответил мужчина.— Что там у вас?
__ цт0 там у ваС) хохела бы я знать! — громко заговорила бабушка.— Я уя?е догадываюсь, какой там порядок, если у мужчины в руках чашка... Больной Моисей Солас у вас?
— У меня,— уже робея, ответил доктор.
— Я сейчас же должна его видеть. Я должна посмотреть, на какую постель вы положили этого человека. Я должна сейчас же...
— Послушайте, дорогая,— набравшись духу, остановил её доктор,— перестаньте шуметь. Лечу я, а не вы. Что вам нужно?
— Хорошо,— смирилась бабушка,— возьмите эту корзинку и занесите ему. Не буду же я надеяться на ваше питание! Возьмите это, только не вздумайте кормить всех. Это одному Моисею Соласу. И пусть там переложат всё в ваши тарелки и по-суду сейчас же вернут мне. Слышите? И пусть Моисей напишет на бумажечке, что и сколько оп получил. Я здесь подожду.
Доктор с удивлением посмотрел на бабушку, потом на Сёму и, взяв корзинку, возвратился в дом.
— Бабушка,— укоризненно сказал Сёма,— разве можно так говорить?
— А что, я буду перед ним кланяться?
— Бабушка, но ведь это доктор!
— Доктор? — насмешливо повторила бабушка.— Он такой доктор, как я. Где ты видел доктора в такой рубашке? Доктор носит чёрный костюм и часы с цепочкой. А это... Это же просто фельдшер...
— Тише! — оборвал бабушку Сёма.— Кажется, он идёт.
На улицу вышел доктор и, поставив рядом с бабушкой корзинку с опорожнённой посудой, протянул записочку. Сёма принялся рассматривать бумажку, но бабушка нетерпеливо толкнула его локтем:
— Что ты там смотришь? Читай вслух!
— «Дорогие мои,— запинаясь, начал Сёма, с трудом разбирая слабые карандашные строки,— напрасно вы беспокоились обо мне. Я уже чувствую себя неплохо, кризис миновал... (Бабушка слушала Сёму рассеянно: она ожидала чего-то другого.) Только слабость ещё. Всё же скоро
— Ты так будешь читать до завтра! — рассердилась бабушка.— Читай быстрее.
— «Всё, что вы передали, я получил... (Бабушка оживилась и подошла поближе к Сёме.) Тарелку глубокую супа, оладьи— шесть штук».
— Правильно,— бабушка кивнула головой,— шесть штук. Читай дальше.
— Дальше ничего нет,— вмешался доктор,— это всё, что вы передали.
Бабушка смутилась, подняла пустую корзинку и взяла Сёму за руку. Сёма поклопился доктору и предостерегающе сказал:
— За ним надо смотреть! День и ночь!
— А вы кто будете? — заинтересовался доктор.
— Кто я буду — не знаю,— сухо ответил Сёма,— пока что я курьер комиссара.
Но должность Сомы не произвола на доктора штк л кого впечатления, оп как-то странно хмыкнул посом и открыл дверь. «Да,— с обидой подумал Сёма,— теперь я таки вижу, что оп просто фельдшер!»
* * *
Бабушка пошла домой, Сёма решил но пути заглянуть к Шоре. Доля спал после ночного дежурства, широко разбросав ноги и открыв рот. Шера что-то стряпала па столе, руки её были мокры, и она протянула Сёмо локоть.
— Ну, здравствуй,— хмуро сказал Сёма,— Помнишь, ты меня спрашивала: а в боку не колет, а под ложечкой не сосёт?
— Помню,— недоумевая, призналась Шера.
— Так вот, я думаю, что если есть больница, так в пей найдётся место и для тебя.
— Нет,— засмеялась Шера,— я совсем пе собираюсь ходить
за больными. Целый день, слушать — ой и ой! Нет, я обойдусь без этого удовольствия!
— Как,— строго спросил Сёма,— ты отказываешься ухаживать за ранеными? Ты отказываешься подать им стакан воды? Хорошее дело, а ещё говоришь — вместе, вместе!
— Разве это так нужно? — смутилась Шера.
— Нужно,— повторил Сёма.— Поможешь и посмотришь. А может быть, этот доктор — так себе? А может быть, у него не хватает рук? Знаешь, как в болышцо бывает: этот кричит — живот болит, а этому надо положить мокрый платок на голову... Н ты же за мной ухаживала! — вдруг вспомнил Сёма и обрадовался.— Я не знаю,— опять заговорил Сёма,— но если б я был девушкой, я бы только и думал, как попасть в больницу. Ведь это удовольствие: ходишь возле человека, кладёшь ему полотенце или горячую бутылку, а человек выздоравливает, выздоравливает...
— Ну хорошо,— улыбнулась Шера.— Ты меня уже наполовину уговорил. А когда можно пойти?
— Идём хоть сейчас,— загорелся Сёма.— Правда, там доктор не такой уж, но пойдём. Пусть он видит от нас помощь. И Трофим,— добавил Сёма,— будет очень доволен.
Шера помыла руки, надела тёплую кофточку, и они вышли на улицу.
— А ты зайдёшь за мной? — спросила Шера.
— Иди сама, не бойся. Я тебя подожду на этом углу.
— Ой, Сёма, тогда я, кажется, поворачиваю обратно.
— Глупая,— снисходительно сказал Сёма,— ты заходишь и говоришь: так и так.