Повесть о детстве
Шрифт:
Через полчаса они вернулись с какими-то загадочными, внезапно повеселевшими лицами.
— Вот,— тяжело дыша, сказал Сёма, глядя на Трофима и Долю,— он не успел, а мы уже написали.— Сёма вынул из кармана исписанный карандашом листок.— «Дорогой мосье Гозман! Спасибо вам за ваше письмо и что вы ещё нас не забыли. Квартиру проветрили, и там теперь будет больница. И вся мебель в целости. Серебро ваше мы тоже лично проверили по описи. Всё в порядке, и можете не беспокоиться. Мы только серьёзно боимся, что ваши глаза уже не увидят этого. Так что не шейте себе новый кошелёк — всё равно денег в него класть не придётся! Затем желаем вам полного удовольствия и счастья от ваших детей и внуков...» — Сёма остановился и обвёл всех глазами: — Ну как?
— Хорошее письмо! — засмеялся Трофим.— Смотри, какие быстрые,— обратился он к Доле,— раз, два — и готово! А про кошелёк совсем ловко!
— Это я написал,— с гордостью сказал Пейся.
Трофим взял в руки бумажку и аккуратно сложил её.
— А как же письмо попадёт к Гозману?
— Пожалуйста,— встрепенулся Сёма,— есть адрес: Лодзь, Торговый дом...
— Почты нет,— вздохнул Трофим.— Но вы не унывайте,— успокоил оп друзей,— мы как-нибудь найдём способ доставить этот привет.
Сёма улыбнулся и, подойдя к Доле, положил руку ему на плечо:
— Честное слово, Доля, вы — молодец!
Доля улыбнулся и ласково взял сто за руку. Но Трофим неожиданно нахмурил брови и, обращаясь к Сёме, укоризненно сказал:
— Какие у тебя дурные слова, Сёма! Что это за Доля? Что это за обращение? Ты разве не знаешь, что у них есть фамилия — Шварцкоп?
Сёма смущённо опустил голову, а Доля посмотрел на комиссара такими растерянными и удивлёнными глазами, как будто сам впервые сегодня узпал об этом.
ПРИВЕЗЛИ РАНЕНЫХ
Очень приятно иметь тайну и особенно, если это настоящая боевая трёхлинейная тайна с тупым прикладом. Сёма пробирался в глубь двора, и там, около погреба, позади бабушкиного сарая, он прятал оружие. Подумать только, если б бабушка знала, что он каждый день ходит па стрельбище и, мало этого, ещё
приносит домой винтовку! Но бабушка жила спокойно — оиа ни о чём не догадывалась. Не говорить о винтовке было трудно, и Сёма условился с Пейсей при бабушке называть её Фирой.
— Ты Фиру сегодня видел? — спрашивал Пейся.
— Видел,— отвечал Сёма.
— Ты не забудь сегодня взять Фиру,— напоминал Пейся.
— Не забуду,— обещал Сёма.
Разговоры о Фире повторялись каждый день. Бабушка прислушивалась к ним и в конце концов, рассерженная, подозвала к себе Сёму:
— О ком это вы говорите всё время?
— Не знаю,— искренне удивляясь, ответил Сёма.
— Ты не знаешь,— недоверчиво сказала бабушка.— Куда вы ни идёте, вы тащите за собой Фиру. Фиру бог послал! Я бы уже хотела видеть эту красавицу!
— Ничего особенного,— Сёма пожал плечами,— самая обыкновенная.
Возвращаясь после учений, Пейся вместе с Сёмой заходил к нему во двор, и вдвоём они прятали «Фиру». Пейся стоял у сарая на дозоре. Сёма укладывал винтовку на покой. Условились, что в случае приближения опасности Пейся даёт сигнал — два свистка «проволочкой» и один «с хрустом». Однажды, когда труды уже подходили к концу, раздался тревожный предостерегающий свист. Сёма вздрогнул и прислушался. Последовал второй сигнал. Сёма поспешно закопал «Фиру» и, накрыв её старой бочкой, выбежал во двор. Пейся стоял рядом с бабушкой и о чем-то горячо рассказывал, с увлечением размахивая руками.
— Так вот,— кричал он в ухо растерявшейся бабушке,— если птица летит низко, мы даём такой сигнал...— Он вложил в рот два пальца и пронзительно свистнул.— А если птица летит высоко, мы даём такой сигнал...
— Довольно сигналов!..— ущипнул его сзади подошедший Сёма.— Что вы здесь делаете, бабушка?
— Что я здесь делаю? — возмутилась бабушка.— Я уже полчаса тебя ищу. Так попался мне он и просвистел все уши оттуда и отсюда! — Она посмотрела с неприязнью на Пейсю и повернулась лицом к Сёме: — Так слушай, привезли раненых. Очень приятно! Моё дело? Но вдруг оказывается, что среди них Моисей.
— Моисей! — с восторгом воскликнул Сёма.
— Да, Моисей. И ты меня прости,— вздохнула бабушка,— но твой Трофим вместо того чтобы завезти его к нам или к отцу,
берёт и делает одолжение — помещает Моисея в лазарет. Как тебе это правится? Надо сейчас же идти и поднимать скандал.
— Идёмте,— решительно сказал Пейся.
Но бабушка пе обратила на него внимания.
— Идёмте,— повторил Сёма.
— Хорошо,— сказала бабушка.—Я только должна кое-что взять.— Она вошла в дом и через несколько минут возвратилась с корзинкой.— Можно идти!..
У дома Магазаника Сёма оставил бабушку вместе с Пейсей, а сам забежал к Трофиму. Там было я?арко и шумно, какие-то незнакомые люди окружили комиссара, и Сёме не удалось ничего выяснить. Он пошёл к Полянке. Матрос, подняв винтовку и сощурив глаз, что-то рассматривал на свет. Па подоконнике лея?ал шомпол.
— Чиста, голубушка,— улыбаясь, сказал Полянка и приставил винтовку к ноге,— скоро загремит!
— Что случилось? — удивлённо спросил Сёма.
— Ничего...— рассеянно ответил матрос.— Война своей дорогой идёт, а мы её по затылку, Сёма, по затылку! Враг ещё пробует нашу силу. Спотыкается, а не упал! Но упадёт, я тебе говорю!
В это время из комнаты комиссара вышли люди, и Сёма, покинув матроса, вбежал к Трофиму. Здесь он всё узнал и успокоился. Проходящие части красных оставили в местечке раненых и больных. Их продвижение дальше стало теперь бесполезным и даже опасным. Остался и Моисей, но ненадолго. Он брал уездный город и в бою, длившемся пять дней, получил ранение. Это было даже не рапение, а так, пустяк — задета мягкая часть ноги, но в пути у него начался тиф. Его хотели вместе с другими оставить в райгородке, где есть хорошая больница, но он попросил довезти до его Чернушки, зная, что там Трофим, и надеясь ещё застать Гольдина, с которым не виделся очень долго.