Повесть о детстве

Штительман Михаил Ефимович

— Это вы, Доля?

— Я,— тихо ответил Мойше.

— Вы, кажется, заперли меня на ключ?

— Кажется.

— Что это ещё за новости?

— А что я могу сделать? — признался Доля.— У меня нет другого выхода.

— Что вы там болтаете, сумасшедший?

— Ша! — Доля топнул ногой.— Будете так говорить с вашей тёщей... Вы слышите меня, реб? Или я должен был бросить пост и сейчас же отвести вас к комиссару, или я должен был спрятать вас здесь и вытерпеть до утра. Вы понимаете? Утром меня сменят, и я вас спокойненько отведу.

Заключённый

принялся стучать кулаками в дверь.

— Сумасшедший! — стонал он.— Имейте в виду, я за себя не ручаюсь! Я могу поломать всё. Я могу чёрт знает что!..

— К лампе!—спокойно ответил Доля.— Говорите к лампе! Я ухожу на пост.

Он ещё раз проверил дверь и вышел за ворота. Спокойствие часового было нарушено. Зачем подсылают сюда идиотов, почему не верят ему? Если б он хотел, он бы давно мог тихонько перенести к себе в дом не одну пару и не одну шкурку. Горечь наполнила сердце Доли. Незаслуженное подозрение, всегда тяжкое для человека, обидело и сразило его. А может быть, нельзя было запирать этого еврея, может быть, ои тоже какое-нибудь начальство? В волнении и тревоге провёл Доля ночь.

Утром, когда на смену ему пришёл часовой, Доля открыл дверь конторки. Заключённый сидел на подоконнике и покрасневшими глазами смотрел в одну точку.

— Идёмте! — сумрачно сказал Мойше.

— Только не прикасайтесь ко мне руками! — испуганно закричал еврей.

Но Доля ничего не ответил. Они вышли за ворота фабрики и направились к комиссару.

— Какая вам польза? — тихо спросил еврей.— Подумайте хорошенько. Ещё не поздно сделать дело. Я вас не видел, и вы меня не видели...

— Закройте рот! — рассердился Доля.— Мы уже пришли.

Пропустив вперёд своего заключённого, он поднялся по лестнице и постучал в дверь.

— Войдите! — крикнул кто-то.

Доля вошёл. Трофим был один и сейчас, читая что-то, тянул из жестяной банки чай.

— Зачем вам понадобилось это? — с обидой в голосе сказал Доля.

— Вы о чём? — удивился Трофим.

— А, бросьте, как будто вы не знаете? Нарочно подослали, чтоб меня проверить.

— Кого подослали?

Доля недоверчиво посмотрел на комиссара и рассказал о ночном происшествии.

Трофим отодвинул банку и рассмеялся:

— На ключ, значит? Хорошо! И три пары, выходит, ваши пропали. А?.. Очень хорошо. И ещё шевро две шкурки?.. Какой убыток!.. Ну, а вы,— обратился комиссар к заключённому.— Почему вам обязательно гулять возле фабрики? И даже считать ботшнки?..

В это время в комнату вошли Сёма с Пейсой. Не поняв сразу, в чём дело, они поздоровались со всеми. Потом, заметив в углу нового человека, Сёма вежливо кивнул ему головой и протянул руку:

— Здравствуйте, Мендель!

— Мендель? — повторил Трофим.— Кто такой?

— Конторщик Гозмана,— удивляясь, сказал Сёма.

— Почему же вы сразу не представились? — спросил комиссар.— Вот человек даже переволновался из-за вас,— добавил он, указав на Долю.— Так зачем же всё-таки вы пожаловали ночью? Хозяин велел?

Мендель молчал.

— Как я понимаю,— продолжал Трофим,—

перед нами доверенное лицо господина Гозмана. Очень приятно. Положите на стол всё, что в ваших карманах. (Мендель дрожащими руками принялся опоражнивать кармапы.) А жилет? — напомнил ему Трофим.— Пожалуйста, пожалуйста, не стесняйтесь! Вот видите, бумага. А ведь вы чуть не забыли про псе. Почитаем! (Сёма, Пейся и Доля придвинулись к столу.) «Уваясаемый Мендель,— сощурившись, начал Трофим.— Пишу вам как своему верному человеку. Очень у меня сердце боли г за всё, что оставлено, и прошу вас не спускать своего глаза. Проверьте замки на складах, чтобы всё было по-хозяйски. Зайдите па фабрику и подсчитайте все товарные остатки: я должен знать, чем располагаю. Квартиру надо как следует проветрить, возьмите женщину, пусть хорошенько приберёт — там уясо, наверно, пять пудов пыли! Надо следить, чтобы всё оставалось на месте. Приеду, с божьей помощью, отблагодарю как сумею. Пишите на Лодзь. Исаак Гозман».

— Очень хорошее письмо,— улыбаясь, сказал Сёма.

— Да,— согласился Трофим.— Вы уже ответили?

— Нет,— торопливо заговорил Мендель,— я всё расскажу. Письмо мне в городе передал Соломон Кроль, негласный ком-

паньон Гозмана. Он с моей шеи не слезает. Он уже замучил меня. А что я могу сделать? Я же их служащий. Мне жалованье идёт.

— Кроль — говорите? — переспросил Трофим и записал что-то в книжку.— Хорошо. А жалованье идёт?

— Идёт...— испуганно повторил Мендель.— Приедут — расплатятся!

— А если не приедут?

— Хорошее дело! — возмутился Мендель.— Оли же пишут! Что ж это, по-вашему, выходит — обман?

— Ладно.— Трофим махнул рукой и с сожалением посмотрел на Менделя.— Вы можете отправляться домой.

— Могу? — не веря, воскликнул Мендель и выбежал в коридор.

Через минуту он возвратился, смущённый и растерянный.

— Извиняюсь,— заговорил он,— я тут чистил карманы и оставил ключ.

— Какой ключ?

— От склада Гозмана. Будьте любезны...

— Не выйдет,— спокойно сказал Трофим.

— Как это так вы говорите — не выйдет?

— А просто,— засмеялся Трофим,— не выйдет — и всё!

Мендель, часто захлопав веками, умоляюще посмотрел на

комиссара:

— Тогда я попрошу дать мне расписочку, что ключ у вас. Это можно?

— Это можно,— согласился Трофим и, быстро написав что-то, протянул Менделю бумажку.

— Благодарю вас,— прошептал, кланяясь и вздыхая, конторщик.— А то, сами понимаете, приедут, и начнётся история с ключом!

Никто ему не ответил. Склонив голову, Мендель пошёл к двери — маленький, худой, с опущенными плечами. В спине его, в беспомощно повисших руках и даже в кулаке, сжавшем расписку, было столько трудного, непосильного человеку горя, что Сёма тяжело вздохнул.

— Садитесь,— предложил Доле Трофим.— Устали? Чаю хотите?

Пейся подмигнул Сёме, и они вышли из комнаты.

— Пойдём-ка! — прошептал Пойся и ущипнул приятеля 'за локоть,— У меня есть мысль.

Сёма вяло побрёл за ним...