Повесть о детстве
Шрифт:
Первым на собрание явился Антон. И Сёма хорошо знал, почему он опередил всех. В комнате стояла фисгармония Мага-заника, крышка была поднята, клавиши открыты. Антон что-то играл. Вспотевший и утомлённый, он тяжело опускал указательный палец и ждал появления звука. Увидев Сёму, он небрежно взглянул на него и принялся с новым усердием стучать по клавишам. Через песколько минут он поднял голову и спросил:
— Угадай, что я играю?
Сёма смущённо развёл руками:
— Не знаю.
— А это? — Антон опять застучал пальцем.
—
— Ни одного мотива не энаешь! — удивился Антон и с сожалением покачал головой: — Жаль!
— А мне нет,— улыбаясь, ответил Сёма, глядя на вспотевшего музыканта.— Подумай сам, что это за музыка, если надо работать руками и ногами? Там дави, тут стучи! Нет, это не для меня.
— Как хочешь.— Антон обиженно пожал плечами и, повернувшись к клавишам, ударил обеими руками.— Вот это собирается гроза... А это гром... Похоже? А зто стучат по крыше!..
Антон разошёлся, волосы его упали на лоб, пальцы с каким-то злобным вдохновением забегали по клавишам. Иногда он уже запросто опускал на басы кулак и, склонив голову, внимательно прислушивался, удивлённый и радостный.
Неожиданно в комнату вошёл Трофим.
— У вас, кажется, собрание? — спросил он у Сёмы.
— Собрание.
— А это что? — обратился он к Антону.
— Я играю,— спокойно ответил тот и опять ударил кулаком.— Вот это гром... А это стучат по крыше...
— Попимаю.— Трофим кивпул головой и несколько секунд постоял молча,— А нельзя ли в другое время? У меня сидят люди, кричат в ухо, и я ничего не слышу. Может быть, ты сыграешь в другое время?
Антон обиженно пожал плечами и опустил крышку.
— Вот спасибо,— с облегчением вздохнул Трофим и вышел из комнаты.
Сёма, с трудом сдерживая улыбку, отвернулся к окну. К нему осторожно приблизился Пейся и прошептал на ухо:
— Выйди в коридор!
— Сейчас собрание.
— Ещё рано. Выйди на минуточку!
Сёма недоуменно взглянул на друга и встал.
— Ну как,— спросил Пейся, подмигивая правым глазом,— долго вчера стоял с Шсрой?
— Полчаса. А что?
— Ничего,— лукаво улыбнулся Пейся.— Целовались?
— Дурак! — крикнул Сёма и оттолкнул его от себя.— Чем у тебя голова занята?
Пейся надул губы:
— Подумаешь, фасон! Как будто я не знаю. Наверняка целовал в щёку!
— Пошёл вон! — рассвирепел Сёма, выставляя кулаки.
— Иди сам! — быстро отрезал Пейся.— Опа тебя внизу ожидает.
— Кто — она? — строго спросил Сёма.
— Не бабушка! Можешь догадаться.
Сёма сбежал по лестнице. У дверей дома стояла Шера со смущённым лицом.
— Я пришла,— тихо сказала она.— Только я боюсь зайти сама.
— Теперь мы вместе,— твёрдо ответил Сёма, вспоминая вчерашнее обещание.— Идём!
— А тебя не будут дразнить?
— Хотел бы я знать кто! — возмущённо воскликнул Сёма и, схватив Шеру за руку, потянул её за собой.
Собрание открыл Полянка. Всё время сидел он в кресле, поджав под себя поги, и Сёма понял, что лаки
— Так вот,— сказал матрос мрачным голосом,— начинаем!
Все слушали затаив дыхание. Никто не знал, что такое собрание, и поэтому ожидали чего-то необыкновенного.
— Пошлют на станцию рельсы грузить,— прошептал Пейся.
Но Сёма сердито шикнул на него, и Пейся умолк.
— О текущем моменте,— продолжал Полянка,— говорить не буду. Вести с фронта известны. Надо быть начеку. Может быть, завтра вам скажут: «Юные большевики, марш на позицию!» Что вы скажете?
— Пойдём!—крикнул Сёма и ущипнул Шеру за локоть.— Слушай, что будет дальше!
— Пойдём? — недоверчиво повторил матрос.— А кто из вас умеет стрелять? Или что, по-вашему, значит глубокая разведка?.. Молчите? Известно ли вам, что такое перебежка змейками? Или«интовка в штыковом бою?.. Скажи ты, Пейся.
Все лица обернулись к Пейсе. Он смущённо кашлянул в кулак и степенно заговорил:
— Я знал одного человека...
— Я его тоже знал,— хитро улыбнулся матрос.— А ты нам скажи про русскую трёхлинейную винтовку.
Пейся молчал.
— Вот видите,— опять мрачным голосом произнёс Полянка.— Что это значит? Это значит, что с завтрашнего дня — стрелковые учения. Два часа на стрельбище! — Матрос снисходительно покачал головой,— Я, дорогие шлюпочки, не уеду от вас, пока не увижу, что Пейся умеет вскинуть винтовку.
— Почему именно я? — обиженно спросил Пейся и покраснел.
— И Сёма, и Антон, и другие молодые люди,— успокоил его Полянка.— Так что решение принято, и об остальном будет объявлено особо. Теперь, товарищи, переходим ко вторым вопросам. Надо среди вас избрать старшего. Кого бы вы думали?
— Полянка! — закричали все хором с места.
Матрос нахмурился и поднял руку:
— Тише. Тут оглашали мою фамилию. Ошибка! Я,— торжественно заявил он,— прикреплён к вам всей нашей партией! Понятно? Партия сказала мне: иди, товарищ Полянка, пока ты живёшь в местечке, к молодёжи и объясняй ей, в чём суть. Понятно? И, если подстрелит меня в бою какая-нибудь рискованная пуля, я обязан знать, что есть здесь в местечке подмена. Вот, скажем, Сёма!
— Почему именно Сёма? — опять обиделся Пейся.
— И Пейся, и Антон, и другие молодые люди,—успокоил его матрос.— Так как же мы назовём старшего среди вас?
— Надо, как в управе,— с важностью заявил Сёма,— мне дедушка говорил: председатель и товарищ председателя.
Антон воспротивился:
— Нет! Звук пе тот. Не подходит. Надо просто — председатель отряда.
— Это не то же самое! — возмутился Сёма.
— И тем лучше,— улыбнулся Полянка.— А кого хотите на этот пост, прошу подумать до следующего собрания. Переходим к третьим вопросам. Как вам известно, жить сейчас очень трудно, как-то: хлеба нет, соли нет... Советская власть помнит про неимущих — помогает. Но надо придумать и от юпых большевиков какую-нибудь услугу партии.