Повесть о детстве
Шрифт:
— Тише,— строго сказал Сёма.— Сюда придёт Антон. Каждый стоит час на посту возле ящика. Понятно? Час — ты. Час— Шера. Час — Антон. В комнате — один человек. Остальные там. Сейчас становится Пейся. Его сменяет Антон. Потом Шера. Закройте окно. С часовым разговаривать нельзя. Понятно?
— Понятно, понятно! — сощурил глаза Пейся.— Я стою, Шера стоит, Антон — тоже, а ты? Ты думаешь, мне большой интерес стоять возле этой кадушки?
— А я бегу за матросом. Ему надо быть здесь. Шера, выходи в ту комнату. Пейся, ты — часовой.
— Иди уж! — махнул рукой Пейся.— Большое дело! Что это, пороховой погреб? Подумаешь — ящик с ложками.
Но Сёма не дослушал его. Через пять минут, бледный, взволнованный и серьёзный, стоял он подле военного комиссара.
— Мы нашли...— сказал он, с трудом переводя дыхание,— ящик с серебром.
— Поздравляю,— улыбнулся Трофим.— Там ещё кое-что запрятано. Гозман не мог всё увезти.
— Есть скатерть зелёная! — взволнованно сообщил Сёма.
— Вот видишь — и скатерть зелёная. А Полянка там?
— Нет. Он здесь.
—- Позови,— строго сказал комиссар и закурил папиросу.
Вошёл матрос с растерянным, недоумевающим лицом.
— Вы меня? — обратился он к комиссару.
— Вас! Почему вы здесь? Я ведь послал вас с ними?
— Сейчас иду, товарищ комиссар.
— Вы должны были сразу отправиться с ними! — крикнул Трофим.— Надо понимать. А если б там не было Гольдина?
— Я отправляюсь,— тихо повторил матрос.— У меня есть причина, товарищ комиссар,— добавил он грустным голосом и опустил глаза.— Лаки треснули!
— Иди уж,— засмеялся Трофим, глядя в растерянное лицо
матроса.— Иди уж со своими лаками!
* * *
На улице Полянка посмотрел на Сёму и покачал головой.
— Фортуна поворачивается спиной... Вы что, ящик нашли? — мрачно спросил он.
— Да.
— С серебром?
— Да-
— Ботинки там не попадались?
— Нет.
Матрос глубоко вздохнул:
— А туфель тоже не видел?
— Тоже.
— Ты понимаешь, какая беда. Номер ещё у меня такой, что редко такую ногу отыщешь. Между сорока тремя и сорока четырьмя! Да-а! Как говорил покойный адмирал Нахимов...
— ...движение вод бесконечно,— закончил Сёма.
И они вошли в дом купца.
Их встретил Пейся с серьёзным и важным видом:
— Дежурит Антон.
— А где Шера?
— Сидит тут. Не видишь?
Матрос строго посмотрел на Шеру и, поправив бескозырку, молча поклонился.
—- Окна помыли?
— Помыли.
— Комнаты проветрили?
1— Проветрили.
— Мало,— хмуро сказал матрос и потянул носом.— Ещё дух купца чувствую... Что ещё обнаружили?
— Бельё, одеяла, бархатная скатерть.
— На брюки пе пойдёт?
— Пойдёт! — обрадовался Пейся.— Зелёная.
Матрос недоверчиво посмотрел на него.
— С чего начнём? — спросил Сёма Полянку.
— Вы,— обратился матрос к Пейсе,— составляйте опись найденного. Добра оставили мало, но точность полагается.
— И мебель записывать?
— Всё,— подтвердил матрос.— Пошли, Сёма, проверим ящик.
Волнение вновь охватило Сёму. Он позвал Шеру, и они вместе пошли в соседнюю комнату. У ящика стоял Антон.
— Серебро зто,—- сказал матрос, с трудом поднимая ящик и ставя его на стул,— теперь принадлежность государства.—Он оторвал верхние доски и взял в руки тяжёлый половник.— Эту ложечку, может быть, совал в свой рот купец. Довольно! Больше ему не видаться с ней!.. А вот, товарищи, до какого разврата доходили,— воодушевляясь, опять заговорил матрос,— перечницы из благородного металла делали!
Шера, Антон и Сёма с удивлением слушали язвительную речь матроса. Пейся просунул голову в дверь. Полянка, размахивая перечницей, продолжал поносить купца и всё его семейство. Неожиданно он обнаружил в широком серебряном бокале аккуратно сложенный листок.
— Бумага,— пожал плечами матрос.— Интересно! Посмотрим и бумагу. Прочитаем. «Опись,— заикаясь, прочёл он,— столового серебра». Хорошо. Сёма, бери листок, всё сверим.
Сёма с волнением взял в руки листок. Тревога вновь охватила его. А вдруг кто-нибудь до них узнал дорогу к этому ящику? А вдруг Мендель, у которого был ключ от дома, стащил ложки или тарелки? А вдруг, составляя опись, ошиблись и записали больше, чем есть?
— Что ж ты молчишь? — удивился матрос.— Читай!
— «Ложек столовых — двадцать четыре»,— волнуясь, произнёс Сёма.
— Так,— кивнул головой матрос,— двадцать четыре. Два, шесть, восемь, шестнадцать, двадцать один... Правильно — двадцать четыре.
— «Бокалов полных — двенадцать»,— унылым голосом прочитал Сёма.
— Так,— сосредоточенно повторил матрос,— бокал полпый раз и бокал полный два, четыре, шесть, десять и двенадцать. Правильно — двенадцать.
Все молчали, с тревогой ожидая конца проверки.
— «Ликёрных рюмочек — двенадцать»,— прочитал Сёма вздыхая.
— Ликёрных рюмочек,— с ненавистью пробурчал матрос,— двенадцать... Из серебра, черти, пили, иначе им невкусно!.. Ну, раз, два, четыре, шесть... двенадцать.
Ящик опустел. Сёма упал па стул и вздохнул с облегчением.
— Всё в порядке! — торн^ественно произнёс матрос, сбрасывая с грохотом серебро в ящик.— Поскольку вы нашли, товарищи юные большевики, объявляю вам благодарность за находчивость. Пусть лежит серебро это в ящике. Поселим в доме этом больницу и будем нашим раненым и больным подавать картофель печёный, или пышки из отрубей, или кашу пшённую на серебряных блюдах, и пусть кушают они на доброе здоровье серебряными ложечками!
Голубые глаза матроса хитро сощурились, он лукаво посмотрел на Сёму, подмигнул ем^г и с важностью опустился в большое кожаное кресло.