Повесть о детстве
Шрифт:
Сёма не хотел нарушать этого молчания, он с любопытством смотрел на отца: казалось, что глаза у него не серые, а седые.
— Ты знаешь, я думаю,— опять заговорил отец,— что всё-таки в нём что-то есть от неё. Как ты думаешь, мама? Губы и подбородок? Это же её! — Он обнял Сёму и погладил его по голове.— Худой ты у меня, сынуля. Чёрный! Глазастый! И злой, кажется? А, Сёма? Злой или добрый?
Сёма молчал, и так они долго сидели друг подле друга, и лишь на рассвете бабушка ушла к себе. Отец лёг и закурил папиросу. Сёма заметил, что кушетка слишком коротка и отцу некуда деть ноги. Он тихонько поднялся с
ОТЕЦ (ПРОДОЛЖЕНИЕ)
Прошло два дня.
Приезд Якова Гольдипа наделал много шума в местечке. Одни говорили, что Яков приехал сменить Березняка; другие уверяли, что он уже давно занимает видный пост в Москве и чуть ли не сам лично расстрелял Николая; третьи утверждали, что Яков приехал для того, чтобы продать дом и забрать с собой в столицу старика, старуху, Сёму,— только их там не хватает!
У людей было время для выдумок, и они не ленились.
Раньше в доме двери пе открывались, а теперь гостям конца нет — всё идут и идут. То приходят к бабушке занять стаканчик крупы, хотя все знают, что крупу уже давно в глаза не видели, то приходят занять дров, хотя знают, что даже все заборы пошли в печку. И за чем бы ни приходили, даже за кочергой, все норовят зайти в комнату, как будто кочерга лежит на столе или в буфете. Всем хотелось видеть, как выглядит этот Гольдин, которого гнали и не загнали, били и не добили, хоронили и не похоронили.
Пейся тоже пе удержался — явился молодой человек!
Он прошёл в комнату и смущённо остановился на пороге.
— Иди,— ободрил его Сёма,— не бойся.
Отец внимательно посмотрел на мальчика и кивнул ему головой.
— Это Шлемы-мясника сын,— сообщила бабушка, ставшая теперь снисходительной и доброй.
— Здравствуй,— улыбнулся Яков.— Что ты стоишь, как жених? Рассказывай!
— Мы вместе,— краснея, пролепетал Пойся и схватпл Сёму за руку.
— Служил уже где-нибудь?
— Мы вместе.
— А теперь?
— Мы вместе,— заикаясь, повторил Пейся, как будто он энал только эти два слова.
Сёма понял, что ничего хорошего уже не выйдет, и вывел приятеля в коридор.
— Что с тобой,— удивился он,— вата во рту?
— Ничего.
— Заладил: вместе и вместе! Умный разговор!
— А зачем мне это? — быстро успокоился Пейся.— Посмотрел, что за штука твой отец, и моё дело кончено.
— Ну и как?
— Обыкновенный.
— А что ты хотел? — обиделся Сёма.
— Ничего я не хотел... А револьвер настоящий? — недоверчиво спросил Пейся.
— Игрушечный! — разозлился Сёма.— Стоило б его на тебе попробовать.
— Ша! — поднял руку Пейся.— Не задавайся так... Ты видел, как мой папа рубит кость?
— Нет,— признался Сёма.
— Тоже стоит посмотреть! — важно сказал Пейся.— А я не задаюсь.
Они расстались, и новые гости сменили Пейсю. Зашёл Трофим, сидел с отцом часа полтора, чертил что-то на бумаге, курил. Бабушка несколько раз заглядывала в комнату и обиженно пожимала плечами. Сидят шушукаются! Какие могут быть дома секреты? И как люди не поймут, что ему надо отдохнуть? Приходили друзья Якова — фабричные, сапожники, бондари, смеялись, шутили, вспоминая что-то.
Бабушка опять бурчала, обращаясь к деду:
—
Но приходили и к ней гости и обязательно целовались и твердили, что с них двойное поздравление: за сына и за отпа. Ведь это всё равно как нашли — и того и другого! Наконец шум затихал, и семья собиралась в столовой к обеду. Дедушка уже чувствовал себя неплохо и совался во все домашние дела. То ему надо осмотреть чердак, то ему надо ремонтировать кухню, то вдруг, оказывается, необходимо срочно переставить всю мебель. Сила, покинувшая старика во время болезни, вдруг вернулась к нему, и он искал себе дела. Всё было хорошо, только в политике дедушка никак не мог разобраться и за обедом всегда нападал на сына. Так было и сегодня.
— Я не понимаю,— дед пожал плечами,— что происходит? В каком я свете?
Яков молчал, бабушка запретила ему затевать большие разговоры с дедом.
— Хотел сегодня выйти в город,— продолжал дедушка,—· она не пустила. Но я же человек! Я обязан знать!
— Хорошо,— улыбнулся Яков.— Пришли красные.
— Красные? — недоумевая, повторил дедушка.— Что же мы будем делать с царём?
— Его уже давно нет.
— Николая нет? — спросил дедушка таким тоном, как будто они с царём всю жизнь провели вместе.— Ай-я-яй! А кто же есть?
— Мы,— серьёзно ответил Яков,— большевики.
— Большевики! — Дедушка почесал затылок и с подозрением взглянул на сына.— И какую же ты у них занимаешь должность?
— Я — комиссар.
— Нет,— нахмурился дедушка,— ты меня не забрасывай такими словами: комиссар! Ты мне скажи просто: исправником, допустим, ты можешь быть?
— Могу,— улыбнулся отец.
— А вице-губернатором?
— Могу и вице-губернатором.
— А губернатором?
— Тоже.
— Обожди! — Дед встал, подошёл к столу и начал рыться в старых книгах. Всё время ему попадалось не то, что он искал. Наконец, вытащив из-под груды бумаг запылившийся, старый журнал и хитро улыбнувшись, он подошёл к сыну.— Ты видишь, кто это? — спросил он, указывая пальцем на портрет тучного человека с бакенбардами, обвешанного орденами.— Это его превосходительство,— с почтением произнёс он,— киевский генерал-губернатор!
— Вижу.
— И ты можешь быть всё равно как он?
— Всё равно.
Дедушка испытующе посмотрел на сына и, покачав головой, неожиданно прекратил разговор.
— Сарра! — тихо сказал он бабушке.— Ты видишь, что делается? Эти гости могут его окончательно свести с ума!.. Яша,— спросил он ласково,— почему бы тебе дпем не поспать два часа?
— Вот что я тебе отвечу, отец,— сказал Яков, смеясь одними глазами и подмаргивая Сёме.— Руководитель правительства России, помощник Ленина — Яков Свердлов.
— Тогда выходит, что я,— всё ещё не веря, произнёс дедушка,— могу стать полицмейстером? — Он расхохотался и, размахивая руками, заходил по комнате.— Интересно!.. Ну, а ты...—· обратился он к Якову,— ты пока что комиссар? Это много или мало?
— Много.
— А кто же над комиссарами старший?
— Ленин.
— Ленин...— задумчиво повторил дедушка.— Он не был в кабинете министров?.. Нет? А в государственном совете?.. Тоже нет? Где же он был?
— Там, где я,— улыбаясь, ответил Яков и крепко обнял дедушку.— Там, где я, папа!