Повесть о детстве
Шрифт:
— Что теперь будем делать? — спрашивает Пейся.
— Давай зайдём в синагогу.
— А нас не выгонят?
— Что ты! Ни за что!
— А что ты скажешь, когда войдёшь? — интересуется Пейся.
— Почему это я скажу? А может быть, ты скажешь!
— Ну ладно, кто войдёт первым, тот скажет!
— А кто войдёт первым?
— Ты!
— Здравствуйте, почему это я?
— У тебя есть вид,— льстиво произносит Пейся,— и ты знаком с комиссаром.
— Я первым не пойду,— решительно заявляет Сёма,— я тебе не слуга!
— Хорошо! — соглашается Пейся и кладёт руку па железные перила у чьей-то лавки,— Гадаем! Моя рука лежит!
— Моя рука тоже лежит! — кричит Сёма и кладёт руку на железо рядом с Пейсей.
— И моя лежит!
Жеребьёвка заканчивается проигрышем Сёмы: ему заходить первым и ему говорить.
— А ты где будешь? — спрашивает Сёма.
— Около тебя!
— Смотри мне,—предупреждает Сёма,—не вздумай бежать!
Приоткрыв дверь синагога, друзья хором спрашивают:
— Сюда можно войти?
— Входите,— раздаётся голос.
— Иди ты первый,— шепчет Сёме Пейся,— без обмана!
Сёма по привычке поправляет картуз и входит в молитвенный дом. Трофим, улыбаясь, кланяется ему, и Сёма сразу чувствует себя легко и свободно.
— Я зашёл узнать, может, что нужно.
— Нужно,— с грустью говорит Трофим,— Фуража не хватает — это раз. Людей расквартировать — это два. Из синагоги убраться — это три.
— А разве здесь плохо? — обиженно спрашивает Сёма.—По-моему, самое подходящее место. А там в углу можно спать.
— Нет, Сёма,— не соглашается Трофим,— отсюда придётся уйти. Не место здесь военному комиссару. Даже па один день! Понял?
Сёма кивает головой, но ему совершенно непонятно, чего ещё хочет Трофим. Подумаешь, какой барин! А чем здесь плохо? Кажется, места много и света достаточно.
— Так вот что, Сёма,— серьёзно говорит Трофим,— не пойдёшь ли к нам на службу?
— Что делать? — спрашивает удивлённо Сёма.
Но Пейся щиплет его сзади и шепчет куда-то в плечо:
— Что ты строишь фасоны? Соглашайся!
— Да,— продолжает Трофим,— будешь курьером военного комиссара. Дело это тебе по плечу. Место ты знаешь, ноги у тебя быстрые.
— А оружие будет? — с замиранием в сердце спрашивает Сёма и, краснея, уводит глаза от Трофима.
— Это уж потом. Послужишь — и получишь.
— Хорошо,— решительно говорит Сёма,— я согласен.
— Нет,— смеётся Трофим,— мы не будем торопиться. Ты ещё посоветуйся с бабушкой. Скажи, что у тебя будес наек.
Сёма смущённо молчит. До каких пор во все дела он будет вмешивать бабушку? Ему делают такую честь, назначают курьером, так нужно спрашивать у пёс позволения. Кажется, бабушка уже держит в руках комиссара!
В это время Пейся, осмелев, продвигается вперёд.
— А двух вам не нужно? — спрашивает он.
— Можно и двух,— соглашается Трофим и, закуривая, кивает головой матросу: — Вот они тебя проведут. Понял? Взять понятых. Ордер готов!
Матрос надевает на ноги какие-то очень неудобные лакированные ботинки с серой замшей и дрожащими пуговичками и, взяв в руки ружьё, говорит:
— Есть, товарищ военпый комиссар! Отправляюсь.
Повернувшись, он кланяется друзьям и кричит раскатным,
семипушечным басом:
— Матрос непобедимого революционного Балтийского флота Степан Тимофеевич Полянка! Выбрасывайте вымпела!
Потрясённый и уже завидующий, Сёма растерянно смотрит на матроса со смешной, коротенькой фамилией и не знает, что же нужно выбрасывать. В недоумении выходят они на улицу. Полянка сдвигает на затылок бескозырку с ленточкой и расстёгивает куртку с золотыми блестящими пуговицами. Сёма видит на его широкой груди зелёную лохматую женщину с рыбьим хвостом.
— Смотри! — восхищается Пейся.— Какая картина!
Степан Тимофеевич склоняется к ним и тихо говорит:
— Боевая задача такова: произвести обыск и арестовать здешнего купца Магазаника.
Сёма раскрывает рот и почтительно смотрит на матроса.
— Требуется,— продолжает он,— двое понятых. Понятно, шлюпочки? Один будешь ты,— говорит он Сёме,— а другого, постарше, захватим в пути. Ясно?
— Ясно,— покорно повторяет Сёма, но он не понимает, как это можно арестовать Магазаника.— А вы пе боитесь?
— Шлюпочка! — смеотся Полянка и заглядывает в глаза Сёмы.— Не такие баржи на ремне тянули!
И они идут. Впереди матрос в лакированных ботинках и широких чёрных штанах, позади — будущие курьеры: Сёма и Пейся.
— Ты не боишься? — спрашивает Пейся.
— Боюсь,— признаётся Сёма, с тревогой представляя себе покрасневшее, злое лицо купца.
— А за что его?
— За всё,— хмуро и строго отвечает Сёма, вспоминая несчастные глаза Майора с рассечённой губой,— за всё.
— А что с ним будут делать?
— Расстреляют!
— А если он откупится?
— Не откупится.
— А если отпросится?
— Не отпросится.
— А если убеяшт?
— Не убежит! — холодно бросает Сёма и ускоряет шаг.
В эту самую комнату Сёму приводил Фрайман, и кто бы мог подумать, что Старый Нос ещё раз придёт сюда! Сёма стоит у двери неловко и смущённо. Рядом с ним — Доля. Они понятые. Пейся наблюдает издали: он частное лицо. Матрос присел к столу. Магазаник в нижнем белье лежит на кушетке: он собирался уснуть после обеда — ему помешали.