Повесть о детстве
Шрифт:
Да, всё это вносилось годами. И кто помогал? Никто! Он всегда был один! Скапдалы из-за подошвы, драка за клиентуру, просрочеипые векселя, угрозы и шантаж, унижение и хитрость, взятки властям, риск, ожидание — и вот теперь... покой. Но покоя нет. Где сын, который возьмёт дело из рук в руки? Нет сына. И эти дурацкие прозвища, и эта вечная робость... «Это у него от матери! — с тоской подумал Гозман.— И никакого покоя нет. А если зто протянется не месяц, а год? Надо рассуждать спокойно... Интересно, что они сделают, если ворвутся сюда? Разгромят всё. В щепки! Только бы не били зеркала!» —встревожился он и подошёл к трюмо: на него смотрел человек, коренастый, широкоплечий, с растрёпанными бровями и злым, насторожённым взглядом.
«Нет, всё ничего,— вздохнул Гозман и улыбнулся.— Интересно, как бы зто выглядело?» Он погасил свет, взял в руки нож, влез на стол и быстрым ударом срезал хрустальную люстру. Он осторожно зажал её обеими руками, согнулся, положил на стол и спрыгнул на пол. Уже светало. Сипий рассвет падал в окна, и было видно, что на потолке болтается из стороны в сторону старый, уже испачканный шнур. Гозман долго стоял, подняв к потолку глаза. Вот как бы зто выглядело! И люстру бы разбили или начали б на ней сушить бельё...
К чему думать об зтом! Гозман разыскал маленькую щёточку, пригладил усы и вновь опустился в кресло. Вот уже и утро. А кто знает, чего стоила ему зта ночь? Кто знает, что делается в его сердце? Жена? Мать? Сын?
* * *
Днём возле дома стояли две гружёные пролётки и высокий закрытый фазтон. Первой вышла жена, держа за руку испуганного Мотла. За ней — мать. Потом показался Гозмап — в чёрном пальто с бархатными лацканами, в чёрной шляпе, с палкой, висевшей на пуговице. Он сел в фаэтон и приказал кучеру ехать медленно. Жена с удивлением взглянула на него. Но Гозман не заметил её взгляда — он смотрел на улицу и прощался с ней. Лошади шли шагом.
ТРОФИМ
Сёма проходил мимо опустевшего дома Гозмапа и с любопытством заглядывал в окна. «Что случилось? — спрашивал он себя.— И почему уехал купец? Уехал или убежал? И чего мог испугаться Гозман с его тяжёлым кошельком?» Происходило что-то непонятное! Всякий раз, когда через местечко двигались новые части, Магазаник заводил граммофон с широкой голубой трубой, и на улицу неслось:
Коль славен наш Господь в Сионе.
Купец был уверен, что придёт пастоящая власть. Спокойствие не покидало его. И Сёма опять спрашивал себя: «Если Магазаник ничего не боится, почему же не стало Гозмапа?» Трудно было разобраться во всём, и Сёма шёл к Шере. Он уже знал, что по улице надо ходить, держась ближе к стенам домов, а если стреляют, надо падать и ждать.
Издали заметив идущего Сёму, Шера торопливо открыла дверь и впустила его в комнату.
— Зачем ты вышел? — строго спросила она.
— У меня плохой аппетит,— улыбаясь, ответил Сёма,— надо бывать на воздухе.
Шера взяла маленький стульчик и присела рядом с другом. Ей всё время казалось, что Сёма болен, и она с тревогой смотрела на пего:
— Ты сильно кашляешь?
— Почему сильно? — удивился Сёма.—Я совсем не кашляю.
— А в боку колет? — допытывалась Шера.
— Тоже нет.
— А под ложечкой сосёт?
Сёма недоуменпо пожал плечами:
— Я вижу, что ты хочешь стать фельдшером. Пожалуйста! Можешь даже стать дантистомНо при чём тут я?
— Ой, Сёма! — вздохнула Шера и задумчиво покачала головой.
— Что — ой?
— Ничего — ой! — Шера вдруг сердито вскочила.— У тебя опять сажа под носом! И все обязательно должны видеть, что у тебя есть локти. Тебе поверят на слово! Можешь уже зашить эти дыры.
1 Дантист — зубной врач.
— Легко сказать — можешь!
— Скидывай рубашку! — строго приказала Шера.
— Что, что? — ужаснулся Сёма.
— Ничего,— спокойно повторила она,— скидывай и садись. Мы поставим две латки.
Сёма покорно принялся стягивать рубашку. В это время послышались тяжёлые шаги, и в комнату ввалился Доля.
— Хорошее дело! — сердито пробурчал он.— Мало того, что зтот воробей не даст прохода девочке, он ещё является, когда нет отца, и сидит без рубашки.
— Так она же зашивает,— смущённо ответил Сёма.
— Знаю, знаю,— загудел Доля и засмеялся.— Она хочет, чтоб ты выглядел франтом... Глупая! — обратился он к дочери.— Ему уж ничего не поможет. И что ты нашла в нём — ие понимаю! Посмотри, ты имеешь пару ушей. Хороший кусок мяса потратили на эти уши. А мускулы? А ну, Сёма, покажи свои мускулы.
— И покажу,— рассвирепел вдруг Сёма, всерьёз принимая шутки Доли.— У мужчины главное, чтоб тут были мускулы — в голове.
— Ой, воробей,— протянул к нему руки Доля,— ты таки прав! Я уя?е сто раз думал об этом...
— Обожди,— вдруг прервала его Шера.— А ну, повернись, Сёма, сюда... Так я и знала. У пего на штанах тоже дыра. И куда смотрит бабушка? И где ты сидишь, я не понимаю!
— Ни за что! — крикнул Сёма и отошёл от Шеры.
— В чём дело? — удивилась она.
— Я,— твёрдо сказал Сёма,— штаны снимать не буду.
— Здравствуйте! — насмешливо улыбнулась Шера.— Кто тебя просит? Я только хочу, чтоб перед сном ты снял свой костюм и хоть раз сам посмотрел, где там нужна иголка.
— Хорошо,— угрюмо согласился Сёма.— Даже если всё зашьют, ты что-нибудь откопаешь.
— Воробьи! — опять вмешался Доля.— Кажется, я сейчас беру вас обоих и забрасываю на ту крышу.
— Я не боюсь...— засмеялась Шера.— Сёма, не размахивай так руками!
— Почему?
— У тебя на рукаве слабепький шов — он может полезть.
— Ох,— тяжело вздохнул Сёма,— Шерочка, я пойду домой, лягу в постель и не буду двигаться.
—· Хорошее дело! — одобрил Доля.— Говорят, что в нашу сторону пылят красные.
— Красные? — встрепенулся Сёма.— Откуда?
— Я должен знать? — пожал плечами Доля.— Может быть, тебе ещё сказать, сколько сабель и кто у них старшин начальник? Иди домой, и пусть бабушка не пугается.