Повесть о детстве
Шрифт:
Опустив руки, стоял Сёма на дороге, провожая глазами отца. Господи! Хотелось не стоять, а бежать за ним, бежать и бежать, целовать его белую голову, худые рукп, вылинявшую куртку. Прощай, отец!.. Его уже пе было видпо, а Сёма всё стоял, и прохожие с удивлепием смотрели на него. Какая-то телега, громыхая, проехала мимо, чёрные брызги полетели вправо и влево, но Сёма не заметил их.
Сёма не пошёл домой. Он свернул в проулочек и, пе стучась, вбежал в комнату Шеры. Доля что-то мастерил, сидя па низеньком табурете. Шера вытирала мокрой тряпкой клеёнку.
— Что такое? — удивленпо спросила она, бросив тряпку на подоконник.
Сёма присел к столу и опустил голову.
— Папа уехал, Шера! — сказал он, с трудом переводя дыхание.— Опять нет папы!
— Глупенький,— улыбнулась Шера,— вернётся твой папа. Ие забывай стариков — ты мужчина!
— Воробей,— загудел ему в ухо Доля,— от этого не умирают! Большое дело — уехал! Приедет! И ещё как, с музыкой!
Сёма молчал.
— Глупый ты! — тихо сказала Шера и положила руку на его голову.— А ну, посмотри на меня! Ты должен быть весёлым. Что же делать бабушке, если ты плачешь?
— Не знаю, что делать!
— Иди домой, воробей,— посоветовал Доля.— Иди, успокаивай стариков — ты мужчина!
Шера проводила его до дверей.
— Не плачь! — прошептала она.— Я умею не плакать. Обещаешь?
— Обещаю,— ответил Сёма.
— И узнай, можно ли мне быть с вами. Обещаешь? Я очень хочу!
— Обещаю.
— И спроси, нет ли работы для папы. Хорошо, Сёма?
— Хорошо,— улыбнулся Сёма и крепко сжал руку Шеры.
...Дома с тревогой ждали его возвращения. Когда он вошёл,
дедушка встал со своего места и подбежал к нему:
— Ты проводил папу?
— Проводил.
— Ты видел, как он садился в телегу?
— Видел,— соврал Сёма, вспоминая, что ему нужно утешить стариков.— Не телега, а что-пибудь особенное. И три лошади — огонь!
— Ему, наверно, жёстко сидеть! — вздохнула бабушка.
— Нет,— улыбнулся Сёма,— Трофим подложил подушку.
— Всё-таки этот Трофим — человек! — снисходительно сказала бабушка и посмотрела на Сёму.— Садись уж, отдохни. На тебе лица нет.
Дедушка, лукаво улыбнувшись, тоже посмотрел на него:
— А где ж ты был потом?
— Наверно, у своей барышни,— насмешливо сказала бабушка.
— "У барышни? — удивился дедушка.— Хотя постой... В пятнадцать лет я уже был женихом.
— Знаю,— засмеялся Сёма.— И говорил про лампы.
— Про лампы? — обиделся дедушка.— Понимаю! Тебе уже моя невеста успела доложить. Только про лампы? — возмущённо спросил он.— А больше она ничего тебе не рассказывала?
— Больше ии1!ого.
— Так я тебе расскажу. Когда невеста пришла к нам второй раз, она заметила на стене какую-то картину и сказала: «Посмотри, какая картина!» И угадай, что я ей ответил? Я ей сказал: «Зачем мне смотреть на стенку, когда живая картина стоит возле меня!» Будь спокоен, Сёма, я умел сказать два красивых слова. Можешь спросить у моей невесты!
Сёма посмотрел на деда, потом на бабушку и вздохнул с облегчением. Нет, всё будет хорошо. Должно быть хорошо!
В ДОМЕ КУПЦА
На другой день рано утром за Сёмой прибежал нарочный. Бабушка встревожилась, дед посмотрел на него с удивлением, и только Сёма ничем не выразил своего волнения: молча накинув па плечи шинель и взяв в руки фуражку, вышел на улицу.
В доме Магазаника, у дверей комиссарской комнаты, его уже ждали. Матрос, поставив на стул ногу, внимательно рассматривал лакированный ботинок. Пейся стоял рядом.
— Да,— со вздохом произнёс Полянка,— лаки трещат! И всё этот проклятый мизинец. Видите? Выпирает, контрабандист, душно ему!
— А вы бы поставили латочку,— осторожно предложил Пейся.— Я знал одного человека — он даже ставил латки на латки.
— Невозможно,— развёл руками Полянка,— подошва стёрта лицом земли!
Сёма сочувственно покачал головой и взглянул на матроса. Он был без куртки, в какой-то полосатой фуфайке с открытой шеей и без рукавов. Кожа Полянки была разрисована так густо, что казалась тёмно-зелёного цвета. На правой руке до локтя — большой якорь с цепыо, стрела и кружок.
— Вам не тяжело носить всё это? — улыбаясь, спросил Сёма.
— Привык,— ответил матрос.
— Интересно! А зачем вам этот кружок?
— Чтоб штык не брал.
— А стрела?
— Чтоб пули не брала.
— Помогает?
— Сила духа!.. — загадочно сказал матрос.
— Понятно,— спокойно согласился Сёма.— А что это за шрам на щеке?
— От шашки.
— А против неё нет защиты?
— Нет,— ответил Полянка, опуская наконец ногу на пол.— Движение вод бесконечно, как говорил покойный адмирал Нахимов... Зайдёмте к комиссару.
Трофим что-то писал. Увидев друзей, он улыбнулся и отложил перо.
— Прибыли? — сказал он.— Хорошо. Ну как, Сёма, проводил папу?.. Теперь тебе есть работа. Только спокойпо и тихо. Осмотреть дом Гозмана. Проверить комнаты. Стулья не ломать. Понятно?
— Понятно,— кивнул головой Сёма, уже торопясь к дверям.
— Обожди,— остановил его Трофим.— Это вам первое поручение. Полезно знать, зачем идёте. Там будет лазарет. Старший у вас Полянка — его слушать!
Матрос вытянулся и показал рукой на дверь. Сёма и Пейся вышли. Полянка с важностью проследовал за ними.
— Стоп, шлюпочки! — крикнул он.— Задача понятна? Берите Антона и нажимайте на вёсла. Прежде всего открыть окна, потом надраить полы. В доме будет больница, лазарет, госпиталь. Осмотрите, нет ли экипировки.— Он вновь выставил свой ботинок и с грустыо взглянул на него.— Проверьте каждый угол.
— А девочку можно взять,— краснея, спросил Сёма,— чтоб помогала?
— Никаких девочек! — хмуро оборвал его матрос.
— Тогда я не иду! — решительно сказал Сёма и опустил глаза.
— Два шага вперёд!..— приказал матрос.— Кто вы есть, товарищ Гольдип? От кого я слышу эти слова?