Повесть о детстве

Штительман Михаил Ефимович

— О,— воскликнул он,— знаменитое стекло! За него можно взять хорошую цену... Где же ваш маленький?

— Сейчас, один момент,— поспешно ответила бабушка.— Сёма, Сёма, иди сюда!

— Давайте торопиться! Я же знаю, когда нужно идти к Ма-

газанику. Если идти утром — ничего не выйдет, даю вам честное слово. Если идти после обеда — так оп вас на порог не пустит!

— Когда же идти?

— О, вот это как раз нужно знать! — засмеялся Фрайман и тихо добавил: — После обеда Магазаник любит поспать, зачем же ему мешать, я вас спрашиваю?

Надо зайти, когда хозяин отдохнёт, и не только отдохнёт, но уже сидит и пьёт чай с вишнёвым вареньем. Вот это время! Хорошо даже, если вы зайдёте после третьего или четвёртого стакана,— совсем другой человек, даю вам честное слово... Но, дорогая моя, где же мальчик?

— Я здесь,— нервно говорит Сёма.— Мы пойдём?

Фрайман, выпятив нижнюю губу и нахмурив брови, внимательно осматривает его со всех сторон.

— Что у тебя рубаха торчит? Ты не можешь её воткнуть в штаны? А ну пройдись! — строго говорит он Сёме.

Сёма неловко проходит по комнате.

— Зачем ты голову опустил? Куда ты смотришь? Ты там потерял что-нибудь? Подними голову! Вот молодец!.. Нет,— говорит он, обращаясь к бабушке,— мальчик неплохой... Я уя;е там зондировал почву!

Непонятное слово «зондировал» вызывает почтительное удивление Сёмы, и оп с любопытством смотрит на Фраймана.

— Ну, мадам, я беру мальчика. Из него выйдет человек!

— В добрый час,— с тревогой говорит бабушка,— в добрый час.

По улице они идут молча. Около дома Магазаиика Фрайман останавливается, подтягивает жилет и поправляет опавшие крылышки чёрного бантика на манишке.

— Вот,— говорит он, обращаясь к самому себе,— так будет хорошо... Твоё мнение, Сёма?

Сёма молчит.

— Ты видишь эту манишку? — продолжает Фрайман.— Она сделана из бумаги. Её покупают в пятницу, чтобы поносить неделю и выбросить. Но я, я пошу её две недели — и ни одного пятнышка!

Довольный собой, он вежливо стучит в дверь:

— Господин Магазаник дома?

— Дома.

— Я на одну минуточку,— оправдываясь, говорит Фрайман и, схватив Сёму за руку, тащит его за собой.

В высокой светлой комнате, у стола, покрытого розовой, в цветочках, скатертью, сидит хозяин. На нём бархатная ермолка и чёрный гладкий сюртук с шёлковыми лацканами. Он

медленно тянет из блюдечка чай, и его кудрявые, чуть тронутые сединой волосы прилипли к мокрому, покрасневшему лбу.

— Я вам говорил относительно мальчика. Знаете, внук старика Гольдина.

Хозяин кивает головой и ловким движением забрасывает в рот три вишпи.

— Оп может вам пригодиться в лавке,— продолжает Фрай-мап, щуря глаза и заискивающе улыбаясь.— Почему мальчику не крутиться возле хорошего дела?

Хозяин кивает головой и, подняв пустой стакан, молча протягивает его прислуге. Девушка в белом платочке берёт маленький чайничек и льёт заварку, пристально глядя на хозяина. Магазаник внимательно следит за ней. Когда заварка достигает установленного уровня, хозяин кричит:

— Цы!

И девушка останавливается. Она ставит стакан на стол и осторожно набирает из сахарницы ложечку песку — одну полную, потом другую и опять выжидающе смотрит на хозяина. Магазаник поднимает руку:

— Цы!

Вынув из буфета банку с вареньем, девушка неуверенно кладёт в фарфоровое блюдечко вишни. Раз, два, три... Бегло взглянув в тарелочку, хозяин властно цедит сквозь зубы:

— Цы! — и пспомлнает наконец, что его ждут.

Подняв густые, лохматые брови, Магазапик удивлённо смотрит на Сёму.

Сёма чувствует па себе острый, цепкпй взгляд хозяина, но ему хочется смеяться. «Цы,— думает оп,— цы! Почему же просто не сказать: довольно? Ой, боже мой,— цы...»

Фрайман незаметно наступает ему па погу, и Сёма плотно сжимает губы.

— Так вот он, этот мальчик,— говорит Фраймап.

Хозяин облизывает ложечку и задумчиво смотрит на Сёму.

— Он вам пригодится, умный мальчик! — не унимается Фрайман.

Хозяин кивает головой. Сёма нетерпеливо переминается с ноги на ногу. А вдруг Магазаник сейчас крикнет: «Цы!» —что тогда? Но бесстрашный Фрайман не останавливается:

— Ему можно прийти завтра утром?

Хозяин кивает головой и сосредоточеппо давит ложечкой лежащие на дне стакана вишни...

Выйдя на улицу, Фрайман глубоко вздыхает и, положив руку па плечо Сёмы, важно спрашивает:

— Ну, как тебе понравился наш разговор?

Сёма насмешливо отвечает:

— Очень.

Но Фрайман не замечает насмешки:

— Ты заметил: он мне ни одного плохого слова не сказал!

— Но он же всё время молчал?

— Ай, что ты понимаешь! — с возмущением говорит Фрайман.— Другие бы мечтали о таком приёме. И какое обращение! Вот это я понимаю — богач!

Но Сёма не разделяет восторгов Фраймана:

— Значит, мне завтра прямо в лавку?

— Да,— отвечает Фрайман и, хмуро взглянув на Сёму, строго произносит: — Цы! Цы!

* * *

Хозяин Сёмы был человек со странностями. К сорока годам он имел уже хорошее состояние, вложенное в дела верные и приносящие солидный доход. Лучшие дома в местечке принадлежали ему. В двух банках Киева — Азовско-Донском и Торго-во-Промыгаленном — Магазаник имел кредит. Он был обладателем ценных бумаг и умел ими пользоваться. Но за всё время он почти не выезжал из местечка. Как купец второй гильдии, он имел даже право побывать в Петербурге, но его не тянуло в столицу. «Что я там не видел? — спрашивал он.— Мне и здесь хорошо».

Его дела требовали людей. Ему нужны были помощники дешёвые и выносливые. Но Магазаник никому не говорил об этом. Он был девятым сыном заурядного меламедаи самым удачливым. Он нажил состояние, его братья нажили горб. Так почему не помочь им, их детям, их дальним и близким родичам?

К Магазанику приходили племянники и племянницы. Они говорили то, о чём думали их матери и отцы. Они просили денег. Магазаник отвечал им: «Денег я вам дать не могу, но сердце — не камень. Я вам помогу заработать деньги!»