Повесть о монахе и безбожнике
Шрифт:
Запах кожи и слежавшейся материи заполнял келью так плотно, что казалось, неизбежно должен просачиваться сквозь каменные стены к соседям.
Горло у Шумона перехватило, он закашлялся и, морщась, стал оглядываться.
Сапоги и плащи, что лежали тут поменяли за свою жизнь не одного хозяина. Книжник представил, сколько людей таскало это на себе, и передернул плечами. Словно прочитав его мысли, брат Атари улыбнулся.
– Не нравится?
Шумон не стал скрывать своих чувств.
– Нет.
– Это не для тебя, - успокоил его монах.
– А зачем тебе это... Ну, чтоб я ушел отсюда как паломник?
– Потому что из монастыря должны уйти монах и паломник. А ты пока на него не похож...
Из темноты появился брат Така. В одной руке он держал сапоги, а на другой висел плащ. Не новый, но чистый и свежий.
– Это мой, - объяснил Атари.
– Высокая честь для меня, - съязвил Шумон.
– Ничего, отработаешь, - отозвался монах и повернулся к Младшему Брату.
– Шляпу...
– В лесу?
– с сомнением отозвался монах.
– Именно. Чтоб никто не подумал, что вы идете в лес...
Брат Така кивнул и опять скрылся в темноте. Его шаги удалились, в темноте заскрипела еще одна дверь.
– У меня есть несколько слов только для твоих ушей, - негромко сказал Атари. Он снял с шеи и ожерелье с двумя фигурками и одел на шею Шумону.
– Мне это не поможет, - серьезно сказал безбожник, узнав оберег.
– Отдай лучше своему монаху...
– Поможет. Не так, как ты думаешь, но поможет.
В темноте что-то заскрипело и с шелестом посыпалось на пол. Атари оглянулся и придвинулся ближе к безбожнику.
– Я вот о чем... Я не знаю, что вы там найдете, но вполне может случиться, что брату Таке все станет ясно, раньше чем тебе...
Шумон оглянулся. Монах за стеной что-то перекладывал с места на место.
– По-моему он и сейчас уже все знает...
– Да. Он проще, и суждения у него несложные. Потому-то я и говорю с тобой без него. Возможно, что получится так, что он захочет вернуться в Гэйль раньше, чем ты выяснишь там все для себя. Если ты посчитаешь, что нужно остаться....
Шумон усмехнулся.
– Для того, что выяснить все окончательно, - невозмутимо продолжил монах.
– Тогда покажи ему это ожерелье и скажи, что твое желание - это мое желание. Он поймет.
Экс-библиотекарь пожал плечами и всем видом своим показывая, что идет на нешуточную уступку, спрятал ожерелье под одежу.
Имперский город Гэйль
Гэйльскй монастырь Братства.
Монастырский двор.
Выйдя утром на монастырский двор, Шумон с видимым удовольствием потянулся - эту ночь он провел с относительным комфортом и не в подземелье, а в одной из монастырских келий. После ухода Старшего Брата Атари его проводили в маленькую, скромно обставленную комнату, хоть и с зарешеченным окном, но зато сухую и с кроватью.
По распоряжению главы общины к нему по очереди привели лазутчиков, и Шумон почти полночи слушал их россказни о несметном числе нечисти, невесть откуда появляющейся и неизвестно куда исчезающей, о личной святости лазутчиков, уберегшей их от несчастий.
Рассказы их походили друг на друга, и вскоре он сам уже подсказывал монахам и солдатам, что произошло вслед за тем-то и тем-то.
Не поленившись, Шумон все-таки выслушал их всех и уселся думать.
Как не крутил он в голове рассказы монастырских героев об их приключениях, выходила явная несуразица. Существо, обладающее согласно догматам Братства возможностью творить ничем неограниченное зло действовало на редкость неумело и даже добродушно. Только этим он мог объяснить, что среди героев не появилось ни одной жертвы! Ни одной! Никто не потерял не то, что души - а даже руки или ноги. Все осталось при них.
Все как один возвращались в город целыми и невредимыми - исцарапанные, перепуганные, но целые. Только один ухитрился сломать ногу, да и то по собственной глупости. Дело там обошлось без Пеговых помощников и их злых козней. Да и этот случай с одноногим героем скорее вызывал удивление, чем восхищение его смелостью. Не случилось ни погони, со щелкающими за спиной зубами, ни преследования, ни удивительных чудес и знамений. Просто бежал человек, да споткнулся. Да и споткнулся-то он, уже подбегая к Гэйлю, на глазах у братии. Может быть, споткнись он тремя-четырьмя поприщами раньше, рассказ получился бы совсем другой, более красочный. Появилась бы в нем и схватка с самим Пегой и соблазнение большими деньгами и заморскими принцессами (бродили такие рассказы в народе после Саарского инцидента, бродили...) и грозный отказ от всех предложений и посрамление врага рода человеческого, и удачное бегство на одной ноге, но все вышло, как вышло, и приврать монах не решился.
Слов его гости сказали много, но пользы из разговоров Шумон не извлек.
Оставались еще, правда охотники и ловчие, что первыми вышли из леса, но разговоры с ними безбожник отложил на следующий день. Эти могли не только рассказать о том, что видели своими глазами, но и о Дурбанском лесе и Замских болотах.
Постояв несколько минут на солнце, он подошел к воротам, перед которыми его ждал брат Така.
Вчерашней мрачности на его лицо не наблюдалось, хотя и дружелюбным его назвать он не решился бы.
– Здравствуй, брат!
– Черт тебе брат, - угрюмо ответил монах. Шумон на секунду задумался.
– Ну, здравствуй друг.
– Черт тебе друг.
– Нда-а-а-а, - озадаченно протянул Шумон.
– Сердит ты приятель.
– Черт тебе приятель, - монотонно ответил монах. Шумон понял, что любое обращение его к монаху у того есть готовый ответ.
– А вот Старший Брат обещал, что мне с тобой веселее будет.
– На кол бы тебя, для всеобщего веселья, - злорадно сказал монах.
Младший Брат Така чувствовал себя униженным поручением Старшего Брата Атари. Обида переполняла его. Будущее рисовалось темным и неопределенным. Единственным светлым пятном в нем сияло обещание Старшего Брата сделать его по возвращении в монастырь Средним Братом.
В очередной раз вспомнив об этом, он подумал, светлея лицом:
"Нет, братья, есть на этом свете польза и от безбожников, есть..."
Понимая, что твориться в душе у монаха, и оттого сочувственно улыбаясь, Шумон все же был настроен решительно - он хотел, как можно скорее уйти в лес, подальше от гостеприимства Старшего Брата. Если б хватило сил, он на руках отнес бы Младшего Брата к городским воротам, но, увы,... Монах казался неподъемным.