Повести и рассказы
Шрифт:
Жена портного била себя в грудь, размахивала руками, а стоявшие рядом женщины подбодряли ее. Никогда еще она не была так довольна собой.
Институтские не очень-то уяснили, что к чему. Но неожиданный поворот дела их вполне устраивал. Правда, женщины увели дело в сторону на тысячу ли, зато собрание снова забурлило. А без этого как довести дело до конца? Поэтому женщин не унимали: пускай разойдутся как следует. А они визжали:
— Сколько он тебе денег давал? Что покупал? Говори!
— Мало тебе двести юаней в месяц, за границу бежать надумала, шлюха!
— Может, вы заодно с Дэн То? [39]
— Кому в Пекин звонила? Небось в «деревню трех семей»? Признавайся!
О том, насколько успешно прошло собрание, судят по его атмосфере. Люди из института, ответственные за это мероприятие, улучив момент, когда страсти разгорелись вовсю, быстро прокричали с десяток лозунгов и сразу же объявили собрание закрытым. Затем они перерыли все в комнате супругов, подняли там половицы, содрали со стен бумагу, но, конечно, ничего не нашли. Мужа они увели с собой, а высокую женщину оставили одну.
39
Дэн То (1912—1966) — видный китайский публицист, историк, поэт. В 1949—1958 гг. — главный редактор газеты «Жэньминь жибао». Начиная с 1961 г. он регулярно печатал на страницах «Бэйцзин ваньбао» («Пекинской вечерней газеты») свои эссе, в которых с помощью намеков и исторических примеров бичевал левацкие установки тогдашнего руководства. Потом, объединившись с известным историком У Ханем (1909—1969) и писателем-публицистом Ляо Моша (род. в 1907 г.), стал публиковать с 1961 г. в журнале Пекинского горкома «Цяньсянь» («Фронт») эссе и острые фельетоны под общим названием «Записки из деревни трех семей». Все три автора стали жертвами «культурной революции», их имена проклинались на всех собраниях и митингах. Из них остался в живых лишь Ляо Моша. — Прим. перев.
Женщина так и простояла до ночи в оцепенении посреди комнаты, а потом вдруг вышла из дому. Ей и в голову не могло прийти, что в привратницкой, где был потушен свет, ее все это время подкарауливала жена портного. Едва женщина пересекла двор, жена портного пошла за ней следом. Выйдя за ворота, женщина миновала два перекрестка, перешла на другую сторону улицы, остановилась у каких-то ворот и тихо постучала. Жена портного, спрятавшись за фонарным столбом, наблюдала за ней. Затаив дыхание, выпучив глаза, она вся напряглась, будто изготовилась броситься на свою добычу. Ворота скрипнули и отворились. Появилась старуха с маленьким мальчиком и спросила:
— Все кончилось?
Что ответила высокая женщина, жена портного не разобрала.
Снова послышался голос старухи:
— Малыш поел и немного поспал. Ну, идите скорее.
И тут жена портного вспомнила: обычно высокая женщина, уходя на работу, отводила сына к этой старухе. Она сразу потеряла к ней интерес. Высокая женщина повернулась и, ведя ребенка за руку, направилась к дому. Они не разговаривали, слышен был только звук их шагов. Жена портного притаилась за столбом, боясь шелохнуться, а когда они отошли на порядочное расстояние, поспешила домой.
На другое утро, когда высокая женщина вышла с ребенком из дому, никто во дворе не осмелился с ней заговорить, все только глядели на ее покрасневшие от слез глаза с опухшими веками. Тем, кто присутствовал на вчерашнем собрании критики и борьбы, было как-то не по себе, их беспокоило смутное ощущение, похожее на раскаяние, и они отворачивались, чтобы не встретиться с ней глазами.
О муже высокой женщины, после того как его увели, ничего не было известно. По словам всеведущей жены портного, он был замешан еще в чем-то, и его посадили в тюрьму. Высокая женщина стала женой заключенного и оказалась на самом дне жизни. Конечно, теперь просторная комната в высоком доме под названием «Единение» была не для нее, и ей пришлось поменяться жильем с семьей портного. Она перебралась в крохотный домишко, стоявший метрах в десяти от дома, и была даже этому рада — меньше приходилось сталкиваться с соседями.
Из окон большого дома можно было видеть одинокий домик и в нем сиротливую тень высокой женщины. Куда она отправила ребенка, никто не знал, время от времени она приводила его на несколько дней. Женщина в одиночестве проводила тяжелые, унылые дни. Ей едва перевалило за тридцать, но выглядела она много старше. Жена портного заключила:
— Думаю я, она подождет еще годик — да и выйдет замуж. По мне, так ей и сейчас уже надо развестись и выйти за кого другого. Чего ждать этого коротышку? Если даже его и выпустят, все равно он уже не человек, да и денежки тю-тю!
Прошел год. Коротышка не возвращался, и высокая женщина по-прежнему жила одна, одиноко и молчаливо. На работу — с работы, уйдет — придет, растопит плиту, сходит с большой желтой дырявой корзиной за овощами. В году триста шестьдесят пять дней, и так — каждый день.
Прошел еще год. И однажды муж появился. Стояла поздняя осень. На нем была легкая одежонка, волосы подстрижены ежиком. Он сильно изменился: от округлости его не осталось и следа. Кожа утратила блеск, в лице ни кровинки. Он торопливо поднялся в свою прежнюю комнату. Ее новый хозяин, простодушный заика портной, проводил его до двери лачуги. Высокая женщина сидела на корточках у порога и рубила хворост. Услышав приветствие, она вскочила и оторопело уставилась на мужа. Супруги не виделись два года и не узнавали друг друга. Оба изможденные, усохшие: она стала казаться еще выше, а он — еще ниже. Так они и стояли, глядя друг на друга. Потом жена бросилась в дом и долго не показывалась. А он присел на корточки, подобрал с земли топор и принялся за работу. Нарубил две большие корзины.
Момент встречи оказался для них очень тягостным, почти невыносимым. А потом они, как и прежде, стали вместе уходить на работу и вместе возвращаться, неразлучные, словно тело и тень. Жильцы большого дома уже не замечали в них ничего необычного, и интерес к ним постепенно пропал. Никому не было дела до них.
Но однажды утром что-то случилось. Муж выбежал из дому испуганный, растерянный. Немного погодя приехала «скорая помощь» и увезла женщину. Долгое время в их домишке по вечерам не горел свет. Дней через двадцать муж и какой-то незнакомый человек принесли на носилках высокую женщину.
Из дому женщина больше не выходила. Ее муж-коротышка по-прежнему ходил на службу, а вернувшись вечером, поспешно принимался за домашние дела: разжигал печку, отправлялся с корзиной за овощами. Корзина была та же самая, с которой и год, и два назад каждый день ходила за покупками высокая женщина, но в его руках корзина казалась слишком большой, и дно ее почти касалось земли.
Прошел год, и когда снова потеплело, высокая женщина впервые вышла из каморки. Ее некрасивое лицо, так долго не видавшее солнца, было известково-бледным. Беднягу качало из стороны в сторону. Правой рукой она опиралась на бамбуковую палку, а левая висела, подвязанная на груди. Левая нога была парализована, женщина с трудом волочила ее. Было ясно — она перенесла инсульт.
С того дня каждое утро и каждый вечер муж-коротышка выводил свою высокую жену, и они делали два круга по двору. Они передвигались с таким трудом и так медленно! Муж обеими руками поддерживал жену под локти, ему приходилось очень высоко поднимать руки, плечи его нелепо вздымались. Он очень старался, но нельзя было без улыбки глядеть на него. Высокая женщина не могла поднять безжизненную левую ногу и для того, чтобы сделать шаг, всякий раз дергала привязанную к ней веревку. Удивительное было зрелище — и скорбное, и трогательное. Обитатели большого дома невольно прониклись сочувствием к этой паре. И, встречаясь с супругами во дворе, стали приветливо кивать им головой.