Повести и рассказы
Шрифт:
Поскорее бы добраться до поселка, купить скрипку и сыграть им. Он смочил полотенце в тазу с холодной водой, обтер лицо и, прихватив пару лепешек, бодро отправился в путь.
На фоне постепенно светлеющего неба темнели поля, покрытые сплошной серой пеленой. То ли ночь еще задержалась на земле, то ли опустилась перед восходом солнца плотная утренняя дымка, сквозь которую просматривались лишь очертания деревьев. С востока, где виднелись темные силуэты деревень, издалека доносилось пение петухов, лай собак, непрестанное мычание коров и блеяние овец. Кое-где светились редкие огоньки. Холодный, влажный, пронизывающий утренний ветерок шуршал в придорожных зарослях камыша, в невидимых прудах с темной, словно лакированной поверхностью, всплескивала рыба среди водорослей, а над головой раздавалось хлопанье крыльев летучих мышей. Был еще звук — его собственных шагов.
За пазухой у него топорщился узелок с деньгами. Дорога была длинная, и он стал размышлять о неожиданном для него поступке жены и дочери. Тут ему вспомнился один случай.
Четыре года назад, в самый разгар «культурной революции», дочке было всего двенадцать лет. Однажды вечером студенты консерватории пришли делать у него обыск. Шел сильный дождь. Дочка вдруг куда-то исчезла и не возвращалась целую ночь. Он беспокоился, не случилось ли чего, но на другое утро она, вся вымокшая, прибежала домой. Челка прилипла ко лбу, губы посинели. Он расспрашивал ее, но так и не узнал, куда и зачем она уходила. Только через два года ему стало известно, что в день обыска она тайком взяла его ноты и закопала их. Когда они с дочерью откопали тайник, оказалось, что верхние листы уже сгнили, да ноты и не представляли особой ценности. Во время всеобщего хаоса и бедствий тех дней, когда жизнь человеческая постоянно была в опасности, он не придал значения поступку девочки. Только сейчас, через несколько лет, до него дошло, как это было трогательно… Откуда у нее сорок юаней? Годами копила? Неужели действительно на скрипку? Это… это…
Много лет он отдавал всего себя скрипке, тогда как живущие рядом жена и дочь молча отдавали ему свои сердца. Только сейчас, когда настали мрачные времена, он понял это.
И еще он подумал: почему в последние годы жена никогда не заговаривала с ним о скрипке? Он даже в глубине души обижался, думал, что она не понимает его, не разделяет его радости и горести. Но почему же тогда она отдала ему сегодня все деньги, какие были в доме? Ну да, конечно, жена боялась причинить ему боль. Только любящий человек так тонко чувствует, так деликатен. Да и не просто любящий, но глубоко преданный, понимающий его душу.
Он потрогал сверток за пазухой — все сбережения семьи и деньги, скопленные дочерью с таким трудом. И он взял их, чтобы купить столь желанную для него, но совершенно бесполезную для их жизни вещь. Не слишком ли это эгоистично? Нельзя потратить эти деньги. Он внезапно остановился. Но в тот же миг колдовская скрипка поманила его.
Он долго стоял, пока совесть боролась с желанием, но в конце концов нашел успокоивший его довод: жена и дочь будут рады его радости. Если он купит скрипку, она поможет ему доставлять им удовольствие, давать им отдых и утешение после целого дня тяжелого, унылого труда. Это его немного успокоило, и он зашагал к поселку. К тому времени совсем рассвело, туман рассеялся, поля стали зелеными, а большие и малые пруды заблестели под солнцем.
Еще не было восьми, когда он постучался в знакомую дверь. Коротышка открыл и впустил его в дом. Он оказался в темной, убогой комнатенке, в которой не видно было ни одной целой, чистой или новой вещи. На кровати спал красноглазый мальчишка, продававший вчера скрипку. В этой же комнате хлопотала по хозяйству женщина. Она была примерно такого же возраста, что и коротышка, такая же низкорослая и тощая. Должно быть, его жена.
Едва усадив его, коротышка выпалил:
— Я решил не продавать цитру.
— То есть как? — растерялся он.
— Жена говорит, это подарок. Да и двести юаней — невелики деньги. Даже если и продам, все равно не разживешься. Зря заставил вас столько пройти, уж извините меня.
Жена, которая мыла что-то, стоя к ним спиной, не проронила ни звука.
Он вскипел, не зная, что сказать:
— Ты… ты… Как же так?.. Мы же договорились?
Коротышка вперил в него свои длинные «вертикальные» глаза и вдруг сказал:
— Если подкинешь еще, я продам.
Наконец-то он понял хитрость коротышки. Оголтелая жадность этого человека чуть не привела его в ярость, но он совладал с собой, понимая, что все разговоры с ним бесполезны. Поднявшееся из глубины души чувство гордости заставляло его поскорее покончить с этим делом и уйти отсюда. Он сказал:
— Я честно скажу тебе, у меня есть двести тридцать юаней. — Он увидел, как сверкнули глаза коротышки, но пересилил себя и твердым голосом договорил: — Это все наши деньги. У меня жена больная, надо оставить себе юаней двадцать-тридцать. Могу добавить только десятку. Двести десять юаней, продаешь или нет? Если нет, я тут же ухожу и больше не приду к тебе.
Коротышка забеспокоился и быстро обменялся взглядом с женой. На лицо его выплыла угодливая улыбка, которая, казалось, была спрятана прежде где-то под кожей. Он, хихикнув, затараторил:
— Хорошо, хорошо, договорились, двести десять. Я продаю, ты берешь. Ты даешь деньги, я даю тебе эту заморскую цитру.
Когда он услыхал, что торг завершен, гнев его улегся и сменился радостным умиротворением. Он полез за пазуху, чтобы достать деньги.
— Где же скрипка?
— А это что? — И коротышка, обернувшись, показал на стену.
Он посмотрел туда, куда указывал пальцем коротышка, и увидел в углу комнаты, на стене, что-то белое, похожее на больничное фаянсовое судно. Что это? И вправду скрипка. Белая скрипка? Никогда не видел таких. Рука, достававшая деньги, замерла. Он решил, что коротышка опять набивает цену, и спросил:
— Что это за скрипка? Мне нужна та, вчерашняя.
— Ай-я! — воскликнул коротышка. — Ну и глаза у вас! Ведь это и есть вчерашняя заморская цитра!
— Да нет же, та была старинная. А это…
Тут жена коротышки повернулась к нему и, самодовольно посмеиваясь, сказала:
— Та самая и есть. Откуда у нас другая? Отец мальчишки подумал, что она слишком старая, а у нас как раз было полбанки белил, вот вчера вечером для вас и покрасили. Видите, какая красивая стала, чистая! Совсем как новенькая! Разве нет?
Она с улыбкой смотрела на него.
— Что? Покрасили?! — выкрикнул он с округлившимися глазами.
Коротышка, взглянув на его лицо, немного растерялся и спросил обеспокоенно:
— А что, плохо покрашено?
Скрипач вытащил руку из-за пазухи. Полная безнадежность и уныние отразились на его вытянувшемся лице.
— Что с вами? — удивился коротышка.
— Теперь я за твою цитру не то что двести десять, а и десятки не дам.
— Как? Почему? — «Вертикальные» глазки коротышки превратились в восклицательные знаки.