Повести и рассказы
Шрифт:
— Не торопись, — сказал Федору Самобаев. — Еще не начинали. Медведева ждем.
— А вы откуда знаете, зачем я?..
— Что тут особенного — не знать? Вон и нас с Газукиным вызвали. Прощайся давай с Герасимом.
Федя сел на крыльцо, все умолкли, стали смотреть на дизелиста.
— Герасим Минаевич, так как же? — сказал Федя. — Встретите, если приеду к вам?
— Вон у Сысоя адрес возьмешь. Пришлю ему…
Вдали показалась маленькая фигурка Петра Филипповича Царева. Начальник мастерской шел, гордо склонив голову
— Ах, красота наша идет! — сказал Самобаев с крыльца. — Петру Филиппычу наше почтение! Садись, Петр Филиппыч, покурим. Бюро начнется не ране как в девять. Главнокомандующего нет.
— Алексея Петровича?
— Алексей Петрович на месте. Медведев вот…
— Уезжаем, значит? — Царев пожал руку Герасиму Минаевичу. — А почему Аркашка не провожает ветерана? НепорядокI
— Нельзя ему. Дежурный, — отозвался Газукин. — Вона, в окне торчит. Сюда смотрит. Дядя Сысой, Аркашка-то машет! Айда, сходим?
Самобаев поднялся, за ним — Герасим Минаевич, Федя, Васька, еще несколько человек, и вся компания не спеша двинулась к столовой. Став перед окном, затянутым железной сеткой, Самобаев громогласно кашлянул. Белый передник мелькнул за ' сеткой, Аркаша помахал рукой и вышел к ним, потный, розовый, в белой пилотке.
— Леонид! позвал он, властно оборачиваясь к двери, и сейчас же на его зов выскочил второй повар, приседая и перехватывая в переднике противень с пирожками. Вокруг распространился жаркий пряный дух.
— Нагружайся, Минаич, — коротко приказал Аркаша.
— Сбегай, около сундучка мешок, — сказал дизелист Газукину.
Самобаев с видом контролера взял пирожок, разломил надвое и, откусив, удовлетворенно промычал:
— Да-а. Это не мавританский суп. Это вещь. Попробуй-ка, Герасим.
Герасим положил в рот половину пирожка.
— Это я, пожалуй, съем их до станции! — Он искренне удивился.
— Для того и пек. Давай развязывай! — И Аркаша, взяв мешок у подбежавшего Васьки, стал складывать туда пирожки.
— Герасим, — сказал Самобаев. — А ведь пирожок-то наш все-таки с начинкой оказался?
— Вроде есть немного…
Аркаша гордо шагнул назад, вытирая руки передником.
— Для такого изделия больше начинки не полагается..
Самобаев взглянул на дизелиста. Дизелист — на Самобаева…
— Нет, мы пошутили конечно. Начинки в самый раз. Спасибо, родной. Спасибо, милый. Корми наших ребят и не слушай их, если болтать чего будут. Они такие, смехачи. Ну, будь здоров!
Около крыльца уже стоял рейсовый грузовик. Все отъезжающие сидели в кузове на своих мешках и чемоданах. «Эх!..» — сказал Герасим Минаевич и в два приема — одна нога на колесо, другая через борт — оказался в кузове. Ему подали сундучок и мешок.
— Ну, смотри, ежели писать не будешь… — сказал Самобаев, крутя цигарку. — Читал приказ? — вполголоса спросил
— Слышал что-то такое и я, — осторожно признался Петр Филиппович.
— А не знаешь, кого теперь начальником в механический? — с наивным видом спросил Самобаев. — Для чего тебя вызвали?
— Поищут — найдут! — Царев равнодушно закрыл глаза, но побледнел. — Специалисты у нас есть… — И он мелко застучал носком ботинка.
— Который час? — спросил кто-то.
Ответа не последовало.
— Петр Филиппыч, слышь, время спрашивают, — сказал Самобаев.
— А? — Царев очнулся и торопливо полез за часами. — Без десяти девять.
Наступило молчание. День погас. Лиловые облачные полосы протянулись веером через все бледно-зеленое небо. Слабо потянуло смолой от молоденьких тополей, посаженных перед окнами управления и уже обсыпанных мелкими листочками. Вдали залаяла собака.
— Чья это? — встрепенулось несколько человек.
— Кликуев привел, — ответил кто-то. — Охотник.
Из-за бараков выскочил «газик» управляющего, сделал круг и затормозил у крыльца. Из машины вылез Медведев, перепоясанный широким новым ремнем поверх коверкотовой гимнастерки. Все встали. Медведев коснулся рукой козырька коверкотовой фуражки. Сделав несколько шагов, увидел Царева и кивнул. Петр Филиппович поспешно подошел к нему. Медведев сказал несколько слов вполголоса и захохотал, закрякал:
— Они у тебя «вот здесь» были! — Он похлопал Царева меж лопаток. — Ты все Фаворову их сбывал! Вот теперь сам поработаешь с ними. Из мастерской ни одного человека не дам!
И, крякая, стал подниматься на крыльцо. Он вошел в парткабинет, и сразу же началось заседание. Первым вызвали Царева. Он пробыл в парткабинете минут двадцать и вышел оттуда розовый, но гордый.
— Учиться заставляют? — спросил Самобаев.
— Напомнили…
— А на механический — не тебя?
— У нас имеются специалисты… — туманно, с достоинством ответил Петр Филиппович.
И в эту минуту за грузовиком вдали раздался звонкий женский голос:
— Генка! Гена! Толкните кто-нибудь шофера! Гена! Ты будешь на станции — там посмотри ботиночки мужские! Тридцать седьмой номер! Али тридцать восьмой! Начальнику моему… Может, детские какие али недомерочки! Спросишь?
Все заулыбались кругом и мгновенно померкла, растаяла гордыня Петра Филипповича — это был голос Зинаиды Архиповны, его заботливой жены.
Начало быстро темнеть. Слабо засветились огоньки цигарок. Все сильнее становился запах древесного клея от молодых тополей. Заседание шло уже целый час. Переборки в коридоре были слишком тонки, и поэтому от человека к человеку на крыльцо передалось известие:
— Алябьев с Медведевым схватился…
И все вызванные на бюро один за другим стали выходить из коридора, чтобы не слышать того, что говорят в парткабинете.