Повести и рассказы
Шрифт:
Аня сняла косынку и опять повязала ее. Под косынкой Миша увидел две толстые и короткие русые косички.
— С какого же горя? — спросил Миша.
— С такого вот, с рогатого, на вас похожего.
— Сестра! — солдат на второй полке повернулся и охнул. — Мне морфия дала бы!
— И тебе тоже! Майор не разрешает.
— Что же это такое! Лейтенанту могла колоть, ему можно, а мне нельзя, выходит? Рана, рана-то у меня болит!
— Ишь, как он командует, — она поднялась. — Ох, да какой
Когда она села опять, Миша спал, сведя черные брови, сжав губы. Приоткрыв глаза, он четко произнес:
— Где старшина? Нет старшины.
Аня, покачиваясь, долго смотрела ему в лицо. Потом поднялась, взяла в рот цигарку, нащупала спички и пошла к выходу.
— Сестра! — солдат на второй полке зло заплакал. — Сестра! Ты чего же людей обманываешь? Морфий мне давай. Налила мне физиологического раствору! Мы-то понимаем эти дела, не первый раз в госпиталь едем. Морфий соленый не бывает!
— Тише, — зашептала Аня. — На, проверь шприц, я ему то же, что и тебе, колола. Морфия у нас совсем нет, понял? А ему не говори, он сегодня первую ночь спит, еле уложила.
— Нас не обманешь, — сказал солдат тише.
Утром температура у Миши упала до тридцати восьми. Пришел врач. Он был очень высок, его белая шапочка витала далеко вверху. Он сжал Мишино запястье.
— Сколько вам лет? — прохрипел он громко.
— Восемнадцать, — шепнул Миша.
Врач радостно оглянулся на всех и приказал седой бровью: тише!
— На что жалобы, герой? — спросил он, просчитав пульс.
— Никаких жалоб, — Миша погладил коричневую руку врача и посмотрел на сестру, стоявшую за его спиной.
Но это уже была другая — пожилая и важная.
— Поправляться надо, — сказал врач. — Кушать надо! Питаться! — бодро закричал он. — Получаете масло?
— Получает, — прогудел солдат со второй полки.
До вечера Миша лежал, глядя на стену. Аня не приходила. Ночью начался жар, и Миша не мог заснуть. Не раз он поднимал голову и глядел в красную тьму. Никто не подходил. Утром к нему пришли обе сестры — пожилая и за нею Аня.
— Долго мы будем еще ехать? — спросил Миша, глядя пристально на вторую — на Аню.
— А что, вам уже надоело с нами, в вагоне?
— Надоело.
— Потерпите, больной. Завтра приедем, — сказала пожилая, выступив вперед.
— Слава богу, — жестко сказал Миша, глядя на другую.
Аня стояла, глядя на Мишу с изумлением, и улыбка угасала на ее лице.
Вечером все заснули, и сонный гомон стоял в вагоне. Миша увидел в полумраке белый халат.
— Сестра, — сказал он тихо, словно готовился отойти ко сну. — Дайте морфия.
Белый халат исчез. Вскоре Аня села около Миши, но не так близко,
— Может, и тебе? — спросила Аня.
— Как-нибудь заснем и без твоего морфия.
— Может, вам что-нибудь надо? — спросила она.
Миша молча закрыл глаза. Когда открыл, Аня сидела все так же, около его ног.
— Вот что, сестра, влейте мне настоящего морфия. От этой водички я не засну сегодня.
Аня оглянулась нечаянно на верхнюю полку. Солдат затряс головой. Нет, он ничего не говорил Мише. Тогда Аня положила руку с перстнем Мише на лоб.
— Я же вам сделала укол. Настоящий. А вы сердитесь на меня, — знаю, за что. Надо же мне спать! Я почти не отдыхала — как вас принесли, с тех пор.
— Куда мы едем? — спросил Миша.
— В Сибирь. Вот теперь я выспалась. Можно будет всю ночь прощаться. Значит, слава богу, завтра приедем. Да?
— Да, — сказал Миша.
— И вы очень довольны?
— Всех лошадей в лес на коновязь, — сказал Миша скороговоркой, глядя на нее тусклыми глазами. Он опять начал бредить. Аня покачала головой.
— Эх ты, конник, — сказала она вполголоса. — Как же ты похудел! Вот ведь пальцы какие худые, тоньше, чем у меня. И кольцо мое, наверно, не будет держаться. А?
Она надела свой перстень Мише поочереди на все четыре пальца и опять покачала головой.
— Это вы мне даете? — вдруг спросил Миша.
— Если нравится, не возвращайте. С условием — вы поправитесь так, чтобы оно крепко вросло вам в палец. А если вам надо будет меня, поверните его. — Она коротко засмеялась.
Миша посмотрел на кольцо. Потом вдруг глаза его стали пустыми. Он чмокнул и застонал и начал лепетать грустные и уродливые ночные слова.
Когда утром он открыл глаза, Ани в купе не было. Колеса вагона с громом пролетали по стрелкам, выбирая путь. Поезд шел к большой станции. Вагон сильно толкнуло назад, потом он покатился вперед, и поезд стал. Аня принесла измятое обмундирование Миши и стала надевать на него заштопанную ею простреленную гимнастерку.
— Правую руку давайте, левую руку. Одеваю вас, как ма-а-ленького!
Настала тихая минута — все были одеты. Солдат слез с верхней полки и курил в проходе, сплевывая и подмигивая Мише и Ане. Другая рука его висела на перевязи.
В конце вагона затопали, повеяло морозом, и в купе ввалились, громко дыша, санитары в серых халатах поверх шинелей. Они оттеснили Аню, и она, прижав руки к груди, прислонилась к полке и смотрела только на Мишу через широкие их спины.
— Этого клади, — сказал санитар, и они, поставив носилки в проходе, подняли Мишу под мышки и за ноги.