Повести и рассказы
Шрифт:
— Ну, ну, — примирительно заговорил Цехауер. — Вы что, шуток не понимаете?
— Шутки, кидающие тень на мое достоинство, я называю оскорблением, — прежним тоном ответил Бунке.
Несколько секунд тянулось неловкое молчание.
— Так почему вы думаете, господин капитан, что нападавший неправильно говорит по-немецки? — снова задал вопрос Цехауер. Теперь его голос звучал почтительно.
— Он выругался, когда увидел, что промахнулся, — холодно ответил Бунке. — При этом как-то странно выговаривал слова. А потом, убегая, еще что-то сказал и, по-моему, не по-немецки.
Цехауер
— Да, да! Я сейчас припомнил. Это он. Высокий такой, круглолицый и говорит странно, как будто у него каша во рту. А мундир на нем наш. Я его раньше в пивной встречал. Он… — но дальше лейтенант продолжать не мог. Неожиданный приступ кашля потряс все его тело. На губах показалась струйка крови…
В этот момент в комнату в сопровождении Кольбе и медсестры вошел врач. Внимательно посмотрев в лицо раненому, он покачал головою и коротко бросил сестре:
— Шприц! Быстро!
Франц притащил таз и огромный кувшин горячей воды. Пока врач торопливо мыл руки, сестра сделала Гольду укол, и землисто-белое лицо раненого оживилось.
С профессионально-бодрым видом, подшучивая над «нынешней молодежью, которая от всякой царапины в обморок падает», врач подошел к постели, на которой лежал Гольд. Но едва лишь повязка, наложенная неумелой рукой Макса Кольбе, была снята, врач бросил на рану внимательный взгляд, приказал снова забинтовать раненого.
— Ну как, доктор? — с надеждой взглянул Гольд на врача.
— Пустяки, — с наигранной веселостью ответил тот. — Заштопаем, будете крепче прежнего. Месяца через два танцевать сможете.
В глазах Гольда вспыхнули радостные огоньки.
— Зигфрид, — позвал он. — Сколько времени?
— Без десяти десять, — ответил Бунке.
— Что же так долго нет Лотты? — забеспокоился Гольд. — Я хотел бы сам тебя с ней познакомить.
— Не тревожься, Фриц, все будет в порядке.
— Наклонись ко мне, Зигфрид, я хочу тебе кое-что сказать…
Бунке наклонился. Слабеющим голосом Гольд стал просить капитана не проговориться об их дневном разговоре.
Бунке, опасаясь, чтобы гестаповец не разобрался в задыхающемся шепоте Гольда, вполголоса уговаривал раненого:
— Ничего не бойся, Фриц. Как днем договорились, так и будет. У тебя тяжелая, но не опасная рана.
Между тем Цехауер, отозвав врача в сторону, осведомился:
— В каком состоянии офицер? Выживет?
Врач ответил вопросом на вопрос:
— Давно его ранили?
— Минут двадцать тому назад.
— Да? — удивился врач. — Так он и должен был умереть минут двадцать тому назад.
— Неужели у вас нет какого-либо средства… — начал Цехауер. — Мне нужно, чтобы он прожил хотя бы с час.
— К сожалению, я не бог, — рассердился врач. — Сейчас сделаем еще один укол. Раненый молод… полон сил… но дольше часа ему не прожить.
— Действуйте, — раздраженно кивнул Цехауер и, повернувшись, распорядился: — Прошу оставить меня наедине с раненым.
— Не падай духом, Фриц. Вылечат, — ободряюще улыбнулся Гольду Бунке и, делая вид, что поправляет подушку, наклонившись к уху лейтенанта, прошептал: — Не проболтайся. Язык на замок. Цехауер — мерзкий тип, он что-то почуял.
— Лейтенант, — потребовал Цехауер, оставшись наедине с Гольдом, — скажите, кому было интересно вас убрать.
Глаза Гольда зажглись лихорадочным блеском.
— Это за Макса Бехера… Тот, высокий… он не немец… Хорошо, что Бунке успел…
— Кто этот Бунке? — резко перебил Цехауер.
— О, Зигфрид Бунке — настоящий парень… хороший друг… герой. Он такой… Бунке можно во всем верить…
Гитлеровец сделал попытку повернуть речь Гольда в другом направлении.
— Гестапо хорошо известно, что вы и раньше встречались с тем человеком, который ударил вас ножом, — угрожающе заговорил он. — Что этот человек поручал вам? Что ему от вас было нужно?
— Я его видел только один раз… в «Золотом быке». Даже не разговаривал… Он мне ничего не поручал…
— Кто же вам поручал? — быстро повторил вопрос гестаповец.
— Никто не поручал! Идите вы от меня… — заволновался Гольд. Он хотел повернуться спиной к Цехауеру, но это движение дорого обошлось ему. Мучительная боль на секунду почти потушила сознание, на губах снова появилась струйка крови.
— Говорите всю правду, лейтенант, — жестко сказал Цехауер. — Не в ваших интересах оставить преступника безнаказанным. Торопитесь! Вам осталось жить очень мало. Ведь вы умрете. Вы уже труп. Говорите! За что вас убили? Чего от вас требовали?
— Я же вам сказал… Мне мстили за Макса Бехера, — испуганно оправдывался Гольд, — только за Бехера. Я больше ничего не знаю… Я никого не видел… Что вы ко мне пристали?.. Зигфрид!.. — вдруг взвизгнул он. — Зигфрид!.. Иди сюда скорее!..
Оставив Цехауера наедине с Гольдом, капитан Бунке, врач и медицинская сестра разместились в столовой. Кольбе уже находился в комнате. Присев на подоконник, он негромко насвистывал что-то.
Словоохотливый и много повидавший на своем веку старичок-врач пустился в воспоминания о редкостных раненых, с которыми ему приходилось встречаться. Бунке, делая вид, что внимательно следит за рассказом доктора, чутко прислушивался к тому, что происходило в соседней комнате. Только огромным напряжением всех своих сил капитан сумел сохранить внешнее спокойствие. В голове торопливо, обгоняя одна другую, проносились тревожные мысли:
«Сумеет ли Гольд промолчать о встрече с Гретой Верк и разговоре со мною? Ведь он трус. Вдруг гестаповец скажет, что его убили по моему приказанию. Гольд может поверить. Цехауер что-то заподозрил. Но что?.. А-а-а! — Капитан чуть не подскочил на месте. — Вот где собака зарыта! Цехауеру подозрительно, как я с больной ногой мог догнать удиравшего изо всей мочи убийцу. Да-а! Это мой промах… Серьезный промах! — Капитан на минуту даже перестал поддакивать доктору. — Выход? Где же выход?.. Надо сбить Цехауера со следа. Разбить его подозрения. Нельзя допускать слежки. Надо самому идти в гестапо».