Повести о космосе (сборник)
Шрифт:
Да–да, то, что не удалось Сверхчеловечеству, было, как оказалось, достоянием цивилизации тойлангов. На Утесе наша армия впервые столкнулась со стрельбовыми телепортерами, через которые тойланги перебрасывали прямо с Эрруака свои дружины и их амуницию. Отсюда взялось самоуверенно–ироническое «Ресту–Влайя не летает», именно при помощи телепортера она намеревалась убраться с планеты восвояси. Что ей и удалось – только без меня.
Но когда мы, качаясь от усталости, стояли на опушке леса, я ничего не знал об Оазисе Мальстрим. Просто смотрел на сгущеное молоко дивных облаков
– Я ложусь спать, – сказала Ресту–Влайя.
Не успел я промычать что–нибудь вроде «спокойной ночи», как она завалилась набок. Похоже, она крепилась до последней секунды в надежде, что мы вот–вот дойдем до тойлангских передовых дозоров. Но не рассчитала силы и мгновенно отключилась, даже не позаботившись о том, чтобы связать меня своей чудо–лентой.
Допускаю, что после встречи с Байонсом у нее возникли излишне романтические представления о моей персоне. Что я привязался к ней, как к родной мамочке, внутренне преобразился и мечтаю остаток жизни провести в обществе тойлангов. А возможно, она была уверена, что мне не хватит смелости пойти куда глаза глядят. Ведь до тойлангских передовых дозоров и впрямь было уже очень близко, а где находится наш десант оставалось лишь гадать.
Я постоял над ней. Послушал, как она посапывает во сне.
Прикинул, имеет ли смысл попытаться завладеть ее топором. Проснется? Не проснется?
Игра не стоила свеч. Мне все равно не хватило бы духу пустить его в ход против Ресту–Влайи. А таскаться с лишней тяжестью мне не светило.
Я зашел в лес, сорвал два гриба – с желтой и красной шляпками. Загадал, что если красная шляпка упадет правее желтой, то пойду направо, и наоборот.
Подбросил шляпки, ознакомился с результатами гадания и пошел налево – держась под деревьями метрах в тридцати от опушки.
Не скажу точно, сколько я шел. Наверняка не так долго, как мне казалось. От жажды я не умер, а ведь отсутствие питьевой воды было первейшей гарантией того, что полковник Эффендишах больше сорока восьми часов не нагуляет.
Помню только, как в голубом мареве Кетрарии А увидел огромную перепаханную поляну, наши инженерные танки и два тяжелых коптера, закрывших полнеба…
Меня вывезли на госпитальный транспорт Пятого Флота, отпаивали и откармливали, а потом потребовали объяснений. Я изложил все очень близко к фактам, даже не нашел возможным скрывать историю с Байонсом. Опустил только две–три подробности – совсем уж незначительных с точки зрения разведки.
Мои действия в плену признали в целом адекватными, но капитан первого ранга Алонсо ар Овьедо де Мицар счел крайне подозрительной ту легкость, с которой я убежал от Ресту–Влайи. За это уцепились и поставили мне в вину задержку катализации активантов в бою на просеке. И предложение об эвакуации десантного корпуса сочли пораженческим. Даром что к тому моменту, когда я смаковал в госпитале куриный бульон, от корпуса остались два полка, а на Утесе сражалось несколько свежих соединений.
В итоге я лишился дубовых
5. Голова – на шее, воздушный крокодил – на привязи
«Аль–Тарик» на связи. По приказу Ставки атаковал Франгарн–164 торпедами. Веду бой с превосходя…»
Сообщение обрывалось на полуслове.
Я весь ушел в воспоминания о своих злоключениях на Утесе. Поэтому воспринять одновременно две новости – хорошую и плохую – был совершенно не готов.
Медленно, сомнамбулически перечитал ленту дважды.
«Вот черт!» – до меня наконец дошел смысл написанного.
Хорошая новость заключалась в том, что тайм–аут закончился и родной крейсер снова в эфире, хотя я уже на это и не надеялся. А плохой новостью было то, что «Аль–Тарик» выпустил торпеды по Комете.
Вне зависимости от результатов стрельбы это означало ответное уничтожение крейсера патрульными кораблями тойлангов. И скорее всего ставило крест на переговорах и на Земле–матушке заодно.
«Веду бой с превосходя…»
Похоже, тайм–аут, в который без предупреждения провалился «Аль–Тарик», на этот раз рисковал стать бессрочным.
И куда запропастился этот Дурново?
Делать в узле связи было больше нечего. Я на всякий случай настроил автоответчик. Надиктовал несколько сообщений в зависимости от ранга вероятного (на самом деле – невероятного) запроса и вышел из узла связи.
В нашем правительстве–на–час собрались идиоты. Умные в малом, глупые в большом. Раз ответ будет дан в День Кометы, значит Комету надо уничтожить. Чтобы что? Сами, небось, не понимают что.
Но нельзя не признать: это самая экстравагантная попытка затянуть переговоры в истории войн.
Быстрым шагом, срывающимся на бег, я миновал несколько дверей и в конце коридора свернул налево, по указателю с красным крестом.
В медицинском отсеке сидели Дурново и Галеацци. Последний был бледен, как полотно, но смотрелся уже не живым мертвецом, а скорее прозаическим раздолбаем, который с вечера перебрал синтетического пива. Облачен он был, как и положено пациенту, в трусы, тапочки и прозрачный пластиковый комбинезон.
Полковник и берсальер о чем–то достаточно мирно беседовали. Когда я вошел, Галеацци как раз говорил:
– …ничего. Уверяю вас, ничего, кроме новостных пилюль.
– Еще раз здравствуйте, господа, – сказал я, как мне показалось, вполне приветливо. Но, вероятно, я был совершенно вне себя и полковник сразу понял, что произошло нечто из ряда вон выходящее. Хотя, казалось бы, куда уже дальше?!
– Что случилось, Искандер?
– Думаю, «Аль–Тарик» накрылся.
– Как?!
Я изложил содержание последнего сообщения и свои комментарии к нему.
– А теперь, господа, я предлагаю подняться на обзорную площадку. Если торпеды «Аль–Тарика» достигли цели, мы имеем шансы убедиться в этом воочию.
– Идемте, – полковник поднялся и сделал пригласительный знак берсальеру. – Кстати, мы тут с Джакомо имели очень интересную беседу.
– Про «Мерсию» узнал? – бросил я через плечо, выходя из медицинского отсека.