Повести

Замойский Петр Иванович

Как-то, словно сговорившись, заявилось сразу человек десять. С ними и мой брат Васька. Он тоже принес винтовку.

— Эсером пришел или большевиком?

— Раз винтовка со штыком, стало быть, большевиком, — ответил шутливо брат, ставя винтовку за голландку. — Пригодится? — спросил он меня.

— Конечно, нес не зря. Но повоевал ты все-таки мало.

— Надо будет — добавлю, — ухмыльнулся он и вскинул головой, забыв, что чуба-то у него нет. — А ты все пишешь? — посмотрел на бумаги.

— Мое дело такое. Скоро новую власть

выбирать будем, — и я даю ему список.

Брат читает, потом смотрит на меня.

— Учредилку?

— Ого! — еще более удивляюсь я брату. — Да ты совсем, видно, стал грамотным?

— Гляди, что для тебя принес.

Брат лезет в вещевой мешок, вынимает наган и кладет его на «Приказ о составлении списка граждан, имеющих право голоса».

— Патроны? — спрашиваю его.

— Знамо, не горохом заряжать. Вот они.

Жму Ваське руку, и он рад, что я уже не подсмеиваюсь над ним.

— Так вот что, — говорю, — винтовку чисть каждый день.

Вскоре вернулся с фронта и муж Маши, Ефим Копыто. Он тоже о оружием. Как-то вечером, когда в школе шла репетиция «Предложения», вбежал Ленька и таинственно шепнул мне:

— Только что гумнами прошагали Макарка с Ванькой Павловым. У обоих винтовки! Зачем им оружие?

— Совсем ни к чему, — согласился я.

В ту же ночь мы отобрали у них винтовки и патроны.

Филя снова принялся за обучение военному делу. Теперь у него не только молодежь, но и те, что пришли с фронта. Это настоящая боевая дружина — человек тридцать. Занимались уже не с палками — хватало винтовок. Филя командовал дружиной от имени комитета.

Слухи о карательных отрядах Временного правительства все чаще доходили до нас. Рассказывали, что в некоторых селах за раздел помещичьего хлеба и скота арестовывали, пороли. Когда стало известно о восстании Корнилова, мы решили окончательно оформить организацию боевого отряда из фронтовиков, — ведь мы могли ожидать всего: мы выгнали Сабуренкова, Шторха, а мужики третьего общества поговаривают о том, чтобы прогнать и самого крупного помещика — Климова. Потому-то и в имение своего отца очень часто приезжает офицер Климов с отрядом солдат, которым он командует.

Ездил с Григорием в Кокшай. Огромное волостное село — в руках эсеров. Они засели в волостном земстве, не дают выступать фронтовикам и даже оружие отбирают у них. Поручили Тарасу организовать хотя бы небольшую дружину и держать с нами связь. Такую же связь установил Филя с волостным селом Владениным. Пришедшие с фронта матросы вступили в боевую дружину.

Соня днем в школе, вечером — с неграмотными, которых набрала человек двадцать. Тут солдатки, девки и несколько фронтовиков.

Из имения Шторха привезли два воза книг, плотники сделали полки, и в школе появилась настоящая большая библиотека. Ездили в имение Морозова, искали рояль, но нашли только верхнюю крышку.

— Все равно играть у нас некому, — сказал я Соне.

— Немного я могла бы.

Впервые

узнал, что Соня умеет играть на рояле.

— Тогда найдем, — обещал я.

После престольного праздника мужики нашего села нагрянули на климовское поле, поделили озимое, бахчи и начали подъем зяби.

Сам Климов не только не препятствовал захвату земли, но даже помогал в дележе. Мужики за это оставили ему десятин тридцать самой лучшей земли. Некоторые так расчувствовались, что обещали даже и вспахать ее. Произошло полное примирение. Климов выпил с ними спирта и угостил всех мясом. Пораженные такой обходительностью, мужики отослали домой стражу, которую взяли на всякий случай, и принялись за работу.

Шумно и весело было на полях. Дни стояли хорошие. Некоторые ночевали под телегами, но больше всего народу располагалось в огромных ригах помещика. По вечерам гармонь, песни, костры на бахчах. Женщины копали морковь, репу, свеклу, рубили капусту. Бахчи Климова занимали большое поле вдоль реки, в низине.

В одну из таких ночей две риги со спящими были окружены. Ворвались солдаты, и началась расправа. Били прикладами, ногами. Обезумевший народ бросился к воротам, но они были заперты.

Страшную весть о ночном нападении карательного отряда принес окровавленный брат Фили.

Мы помчались к имению — кто верхом, кто на телегах. Впереди Григорий с матросами. Я — с братом Фили, со своим братом Васькой. Ленька правит лошадью. Три винтовки у нас под соломой, у меня — наган. Сзади — Павел, Степка, Авдоня и недавно вернувшийся Костя Жила. Лошади мчат галопом. Решили объехать имение, дав крюк на гору. Что там происходит сейчас, никто хорошо не знает. Брат Фили говорит, что они с Филей спали в углу риги, когда нагрянул офицер Климов. Два фонаря ослепили одноглазого великана.

— Я крикнул, меня ударили, я упал, зарылся в солому. Брата связали, били, потом увели.

За полверсты от имения остановились. Едва занималась заря. Григорий оставил кое–кого караулить лошадей, а мы, пригнувшись, пошли за ним цепочкой. Сзади, за Ефимом Копытом, шла вторая цепь. Онз должна подойти к имению слева, перехватить дорогу на наше село.

Спустившись в глубокий лог, Григорий послал разведку. Неизвестно, сколько в имении солдат, где они. Может быть, тут где-нибудь в овраге залегли и, выследив нас, поджидают за какой-нибудь межой.

Шли яровым полем, кое–где виднелись брошенные мужиками телеги. Некоторые, не убежавшие в деревню, примкнули к нам, вооружившись кто чем мог. Скоро из разведки вернулся шустрый Костя Жила, побывав не только возле риг, но и в самом имении. Он узнал: в одной риге лежит несколько избитых мужиков, вторая рига, где находились женщины, открыта. Солдаты находятся в имении. Там же подводы, на них лежат связанные.

Из тумана выступает богатое имение, стоящая на отвесном берегу реки. От реки поднимается ч–едой пар.