Повести
Шрифт:
Передохнув, тоже спокойно отвечаю:
— Караул, гражданин начальник.
— Какой караул? — спрашивает, не открывая двери.
Только тут я заметил в двери небольшое квадратное отверстие. Значит, начальник видит меня. Видит, наверное, и всех нас. Что делать?.. Я говорю смелее, решительнее:
— Воинский прислал… усиленная смена.
— Усиленная? Почему?
— Ничего не знаю, — ответил я.
Молчание. Наверное, он все еще рассматривает нас.
— Прикажете обратно, гражданин начальник? — решительно спрашиваю
— Подождите.
Мелькнуло: теперь пойдет и позвонит. Правда, воинского нет, но там… Что это? Щелкает замок, отодвигается засов и… открывается дверь. В двери стоит начальник — тучный, приземистый. Эх, сразу бы его схватить! Но он успеет скрыться.
— Вы кто? — спросил он меня.
— Караульный начальник, — беру я под козырек. — В ваше распоряжение прибыло двенадцать человек.
— Странно… — задумчиво проговорил начальник тюрьмы. — Ах, да, — спохватился он. — Хорошо! Пройдите к воротам.
— Слушаюсь, — ответил я и, когда он скрылся за дверью, махнул своим, чтобы шли к воротам.
Сам же стал против окна, смотрю. Одевается. Не звонит. Подбегаю к ребятам.
— Ну, братцы, держитесь. Вспомните, как по правилам сменяются часовые.
Огромная железная пасть тюрьмы заперта изнутри. Ребята вплотную подошли к воротам. Скрипнуло и открылось окошечко. Глянуло лицо часового. Отряд, как отряд. Все в шинелях, с винтовками.
Загрохотал ключ. Загрохотал так, что, казалось, эхо раздалось по всему городу. Прогремел тяжелый засов, и вот открывается дверь в боковине ворот. Первым вхожу я, козырнув привратнику, за мной через железную высокую рейку шагают остальные. Когда все вошли, я вполголоса скомандовал построиться. Выстроились. Дальше что? Сзади нас закрыли дверь. Мы взаперти. С четырех сторон стены, в середине тюрьма. Начальник тюрьмы разбудил караульного. Тот спросонья виновато улыбался.
— Воинский прислал усиленный караул, — сказал ему начальник тюрьмы. — Смените часовых.
— Слушаюсь, — ответил караульный.
— Троих оставьте здесь, — сказал мне начальник тюрьмы, — остальных внутрь.
— Слушаюсь, — ответил и я, оставляя во дворе тюрьмы Филю, Павла, Романа. Сменившиеся часовые зашли в будку для караула.
Оставив еще трех в нижнем этаже, мы пошли на второй. Мраком, сыростью и застоявшимся запахом плесени обдало нас. Невольно подумалось: сколько же в ней, в проклятой тюрьме, построенной по указу Николая Первого, перебывало народу? Всматриваюсь в длинные узкие коридоры. Горят керосиновые лампы.
— Здесь тоже троих, — говорит начальник тюрьмы, — остальные на третий.
Часовые вместе со своим караульным сошли вниз. Через некоторое время, когда начальник тюрьмы объяснил обязанности нашим, мы с ним пошли обратно. Он, огромный, тучный, спускается, стуча деревянной ногой. А мне снова жутко. Где, в каких камерах сидят наши? И скоро ли уйдут часовые, которых мы сменили? Правда, их всего шесть человек, но они вооружены. Скорее бы уходили, черт
Когда вышли во двор, вздох облегчения невольно вырвался у меня: шесть солдат стоят лицом к воротам. Караульный начальник идет ко мне:
— Примите ключи!
Дверь открыта, они выходят. Я торопливо закрываю за ними, но в темноте никак не могу задвинуть засов.
Подходит начальник тюрьмы и сам запирает.
— Вы еще не бывали караульным в тюрьме? — добродушно спрашивает он.
— Не доводилось, гражданин начальник.
— Да, дела–а, — вздохнул он.
— Где прикажете находиться мне? — спросил я.
— Пойдемте в контору, — предложил он.
Филя кашлянул рядом. Я тоже кашлянул, поняв его.
— Пойдемте! — говорю. — Сейчас, только закурю, — и полез в карман.
Скрипя деревянной ногой, начальник тюрьмы зашагал к конторе, а я тем временем вполголоса шепнул Филе:
— Как только скроемся в сени, — бегом!
Около конуры лежал огромный пес. Узнав хозяина, он ласково заурчал. На цепи он или спущен? А начальник тюрьмы уже стоит в дверях, дожидаясь меня. Быстро подхожу, он пропускает меня и хочет запереть дверь. Вот этого я и не предвидел. Роняю папиросу с огнем, нагибаюсь и никак не могу схватить. Уже топот наших, лай собаки. Вот ребята возле двери. Я быстро открываю ее. Начальник тюрьмы удивленно отступает.
— Что случилось? Вы что? — увидел он Филю и Павла.
Они, как по команде, вскидывают винтовки и направляют штыки на начальника тюрьмы. Схватившись за косяк, он оборачивается ко мне.
— Что… что… это?
— Ничего, — говорю тихо, — пойдемте в контору. Оружие при вас?
— Не–нет.
— Верим, — говорю я. — Ничего не бойтесь, Виктор Владимирович, открывайте контору, принимайте гостей.
На столе горит небольшая лампа. Я указываю начальнику на стул в углу. Он почти падает на него, и слезы текут по его щекам.
— Виктор Владимирович, что с вами?
— Кто… вы? — едва выговорил он.
— Не бойтесь, ничего плохого вам не будет. Вышло маленькое недоразумение. Кто мы, спрашиваете? Фронтовики. Зачем пожаловали? А вот зачем: дура, земская управа, арестовала большевиков и направила их к вам. А разве можно в одиночках вести конференцию? Ворам, конокрадам, верно, место в тюрьме, но большевикам — за что? Они ничего не крали, никого не убили. Ну, не поладили с эсерами, так за это их в тюрьму? Закурите, пожалуйста.
— Спасибо… Как же та–ак? Я-то… я-то опростоволосился как…
— Что сделаешь, Виктор Владимирович, и нам не легко было… рисковать.
— Да, — вздохнул начальник тюрьмы, — смело вы… Но ведь теперь мне… самому тюрьма.
— Ничего не будет. Вы инвалид войны?
— Японской.
— А мы немецкой. Инвалид инвалиду брат.
— Чьи вы, откуда?
— Нашего уезда, Виктор Владимирович.
Неожиданно зазвонил телефон. Начальник тюрьмы попытался было встать.