Повести
Шрифт:
— Ловко. На кого грешат?
— Дезентиры, слышь, больше некому.
— У попа свиней хватит.
— Ох, Петька, гляди! Ходишь ты вот так, кокнут и тебя.
— Да что ты, мать, нетто я боров? У меня вот, — хлопаю по карману, — семизарядный.
Васька уже проснулся, смотрит на меня, смеется.
— Ты что щеришь зубы? — спрашиваю его.
— Вроде. рановато ты вставать начал, — и подмигивает.
— Вон у попа свинью сперли на десять пудов. Не ты ли случайно?
— А не мешало бы свининки
— Губа у тебя не дура. Э–э, ты что же чуб теперь не крутишь?
— Зачем он мне?
— Без чуба Марфуша любить не станет.
Брат покосился на мать, снова подмигнул мне.
— Такого парня, как я? Любая — на выбор.
— Ну, Васька, теперь я тебя не только не понимаю, а просто диву даюсь: мой ли это брат?
— Твой. А Григорий все еще не приехал? — вдруг перебил он.
— Пока нет.
Матрос уже третий день з городе. Там городской комитет созвал первую уездную конференцию коммунистов.
Выйдя из избы Павла, я услышал страшные крики на улице. Скоро примешался звон в печные заслоны, в косы, в ведра. Что такое? Мы с Павлом направились в конец улицы. Народ, обгоняя нас, бежал туда.
— Воров пымали.
— Бью–ут! — донеслось до нас.
Побежали и мы. От церкви навстречу нам двигалась огромная толпа людей. Впереди процессии метались ребятишки, за ними — несколько женщин с заслонами, ведрами и одна с косой. Все они отчаянно кричали, звонили, били в ведра.
— Черт побери, Павел, дело дрянь! Омотри!
Свирепость проснулась вдруг в этих людях.
— Воров слови–или! Свинью палили!.. — складно кричал кто-то.
Позади женщин происходило что-то страшное. Кого-то толкали, кто-то падал, поднимался, снова били.
Увидев нас, к нам быстро подбежала Степанида, жена сапожника.
— Вашего друга поймали–и! Плюху! Ворищу–у!
— Павел, надо за Филей послать. Пахнет не побоями, а убийством.
Палагина давно собирались хоть на чем-нибудь поймать, но он был осторожен. Он — вор, прославленный на всю округу. В одиночку боялись его, но теперь,. когда поймали, обрадовались. А тут еще слухи о расправах, о самосудах над такими.
В толпе ребят я увидел своего брата Никольку и послал его за Филей. На звон в ведра и заслоны, на громкий крик и свист народ стекался со всех улиц села. Толпа повернула на церковную площадь. Против дома священника остановились.
— Бей окаянны–ых! — пронзительно взвизгнула женщина.
— Сто–ой! — еще громче завопил мужик. — Пущай в последний раз богу помолятся.
Воров толкнули, они упали, ткнулись в мерзлую землю.
— Прости–и-те… христа–а… рра–а-а… — кричал Илья голосом, полным смертного ужаса.
— Павел, вырвем их… Убьют!
Мы направились в самую середину, в свалку, где над головами воров уже вздымались колья.
— Товарищи–и! — во всю мочь заорал я и выхватил наган. — Товарищи, отста–ави–ить!
Только некоторые, посмотрев на меня, отошли, остальные и внимания не обращали. Я дал выстрел вверх. Многих это отрезвило, они отступили. Теперь смотрели на нас с Павлушкой. Смотрели злобно. Кто-то предупредил нас:
— Вы… лучше отойдите.
И тут же подхватили:
— Да, да, в сторонку.
— Не заступайтесь за них.
— Собакам и смерть будет собачья!
— Товарищи! — снова прокричал я. — Вы что же, убить их вздумали?
— Беспременно.
— Людей убивать комитет не даст!
— Куда же их?
— В город. Там комиссар…
— Эге, комиссар! Сам комиссаров не признает, а нам велит?
— Не у комиссаров они воруют, у нас.
Пока мы спорили, Илья и Палагин встали. Илья опустил голову. Палагин уставился на церковь.
Подхожу к Илье, кричу ему в лицо:
— Что, хромая сволочь, доворовался?
И снова к народу:
— Убивать не дадим!
Народ остыл, уже не размахивали палками, хотя все еще кричали. Может быть и разошлись бы, но тут вышел из-за спин Николай Гагарин. Кинув косой взгляд па меня, остервенело закричал:
— Заступники сыскались! Коршун коршуну глаз клевать не будет. Одни грабят по большому кушу, — он посмотрел на меня, — другие поменьше. Дай срок, ни одной овцы на дворах не будет. Их вон сколько, анвалидов. На каждого по свинье — стада и нет! Сла–а-або–ода, то–ва–ри–щши… А раз слабо–ода, вору–уй. Комитет дозволяет…
— Молча–ать! — заревел на него Филя, явившийся как раз во–время. — Ты что, гадина, поганый рот тут раскрыл, а? Кто тебя позвал?
— Граби–ители! — побелел Николай и отошел от долговязого Фили.
— Кто грабители? — пошел за ним Филя.
— Большевики! Землю отняли. Гольтепа!
Совершенно неожиданно к Гагаре подбежал Ванькин отец, Карп.
— Ты что, рыжий бык, разревелся? Разь тебе место на этом стойле? Иди в свой поганый хлев и мычи там! А то вот… — и он плюнул в кулак.
Гагара с искаженным лицом так толкнул Карпа, что тот кубарем свалился под ноги толпе.
Быстро, по–молодому, вскочил Ванькин отец, развернулся и ударил Николая.
Они схватили друг друга. Воры с испугом смотрели на драку пастуха с богачом. Оба здоровы! Несколько раз сшибали они один другого с ног, катались по снегу, по мерзлым комьям земли. Наконец Николай осилил пастуха, подмял его под себя.
Вдруг, быстро размахнувшись и еще быстрее проговорив: «Господи, благослови», тяжелым кулаком ударил Гагару мой отец. Гагара рухнул на дорогу.