Повести
Шрифт:
— С праздником, граждане.
— На здоровье, — ответили ему.
Мужики молча следили за тем, как пьет началь–ник. А когда он показал им пустой ковш, захлопали в ладоши, крикнули «ура».
Покраснев от натуги, начальник еле перевел дух и начал закусывать.
Теперь внимание всех обратилось на воинского. Тот решительно отказался. Бабы и мужики обступили его, принялись уговаривать, упрекать, даже грозить.
— Эй, Максимыч! — крикнул ему начальник милиции, —
— Правильно, — подхватили мужики.
— Но у меня команда, — сослался воинский.
— Ничего…
Отряд верховых солдат стоял возле мазанки. Около отряда ребятишки, бабы, девки. Лошади били копытами мерзлую землю. Солдаты тоже порядком промерзли.
— Есть у вас большевики? — выпив полковшика, спросил воинский.
Пьяный мужик, оглянувшись, удивленно воскликнул:
— Да вся деревня, мать родная, большаки!
— То есть, как вся деревня?
Другой его поддержал:
— Наша деревня дружная. Ср–разу и… и… нет графа.
Я подошел к виночерпию, кивнул на отряд.
— Надо бы тех угостить. Продрогли.
— Бабы, — заорал солдат, — ведро!
Бабы принесли не одно, а два. Солдат налил в них десять страшных ковшей.
— Даша, Катя, угощайте служивых.
Бабы понесли спирт. Воинский посмотрел им вслед, хотел что-то сказать, но… махнул рукой.
— Максимыч, вперегонки!.. Промнем лошадок! — предложил ему начальник милиции.
— Про–ромять… да–а. — согласился воинский.
Они стегнули лошадей и умчались. Солдат снова вспомнил про комиссара, который остался один.
— Ваша очередь, господин комиссар, — поднес он к нему ковш.
— Отстать! — притопнул Шторх.
Солдат опять стоял с ковшом спирта, не зная, что делать. Герман Шторх отвернулся и смотрел на свой отряд. Солдаты кружками черпали спирт. Возле них чуть не вся деревня. Играла гармоника, плясали, пели.
У Шторха испуганное лицо. Он только сейчас понял, что теперь и защиты искать ему не у кого.
— Что с ним делать? — обратился солдат к мужикам. — Не пьет!
Запьяневший старик приблизился к комиссару, потрогал его тулуп и невесть с чего спросил:
— А как оно, господин хороший, это… учре–учре…
— …дительное, — подсказали ему.
— Оно, — улыбнулся мужик. — Теперь вроде выбрато?
— Избрано, — брезгливо ответил комиссар.
— А с землицей… как?
— Воля Учредительного собрания.
— Ишь ты воля–а. А мы, дураки–мужики, думаем, как бы оно малость не запоздало… Ма–а-алость, — вдруг ехидно и певуче протянул мужик, подмигнув. — Чу–уть, чуть!.. Одну то есть к–крошку!
— Значит, отказная? — сердито спросил солдат. —
— Заставить! — раздалось вокруг.
Комиссар побледнел. Тут я вступился:
— Почему ковш? Хватит чайной чашки.
Три мужика решительно направились к Герману Шторху. Он бросился от них в сторону, но его схватили за тулуп. Один протянул ему ковш. Комиссар помертвел.
— Это шутка или?..
— Аким, держи, заставим, — подошел солдат.
— Я–а-а… вас под су–уд! — диким голосом завопил комиссар.
— Ишь, чего–о. Всем Казанска — мать, а немцу вроде мачеха? Нашей простотой помыкает. Пе–ей! — приказал солдат.
Комиссар молча принял ковш.
— До дна! — сказали мужики. — Духу набери.
Комиссар начал пить. Пил долго и мучительно. Вдруг качнулся, ковш выпал из рук, и он, как сноп, повалился. Мужики тут же подняли его.
— С–слабова–ат. Видимо, в самом деле непьющий, — проговорил солдат, укладывая комиссара в сани.
35
В городе тихо и темно. Трехэтажное здание тюрьмы высилось над городом угрюмым замком. Вокруг тюрьмы толстая кирпичная стена.
Отряд остановился возле большого деревянного сруба.
— Ефим, спрячьтесь тут и ждите нас.
Филя, Павел, матрос Роман и я тихо прошли на угол к конторе. Синий деревянный дом, огороженный палисадником; в одной из комнат виден огонек. Лампа где-то в глубине, возле задней стены. В окне мелькает тень.
— Роман, посмотри в окно — один человек или еще кто?
— Один. Толстый.
— Он, — говорит Филя, — я его видел, на деревяжке.
Всматриваюсь и я. Да, один. Сидит за столом. На стене телефон. Вдруг во дворе тревожно залаяла собака. Качнулась тень начальника тюрьмы.
— Роман, — шепчу я, — беги за ребятами. Выстрой их вроде караула.
Мы отошли в сторону. Как начать разговор? Поверит ли? Если не поверит, в дверях же и схватить его. Лишь бы открыл дверь.
— Павел, коль войдем в комнату, стань возле телефона.
Из-за угла вышел отряд. Повернул на дорогу, остановился против конторы. Вновь залаяла собака.
— Филя, идите и вы с Павлом к отряду. Станьте сзади.
Подхожу к двери конторы. Дверь плотная, широкая.
Легонько стучу… Стою, жду. Сердце замирает. Нет, не идет. Стучу громче… Шаги неровные, тяжелые. Скрипит деревянная нога начальника. Вот щелкнул крючок, шаги уже в сенях. Сейчас откроется дверь… Горло мне перехватило. Выдержу ли?
— Кто? — спокойный голос за дверью.