Повести
Шрифт:
Антон что есть силы хватил палкой по стеклышкам приборов. Осколки брызнули во все стороны. Антон ударил еще раз, выскочил из самолета и пошел, по-стариковски шаркая ногами, тяжело опираясь на палку. Шел, не зная, куда и зачем идет.
А шел он помимо своей воли к соленому озерку. Там была его последняя надежда.
XII
— Вот и пришли. — Жаргал остановился.
Лешка глянул из-за спины — верно, пришли. У болота, растопырив беспомощные крылья, лежит самолет. Под кустом на бугорке, откуда тронулись в дорогу, желтеет прибитая к земле бумажка. Опустили носилки. Жаргал помог Мартыну Семеновичу сесть, пошел к самолету. Лешка тоже хотел пойти, но передумал, подняв бумажку, расправил на коленях. Это был обрывок газеты — крупные заголовочные буквы, тусклая фотография пожилой женщины… Клок газеты напомнил о доме, и вновь заныло, затревожилось сердце.
— Ходили, ходили — пришли. Так и будем крутиться?
Ничего не ответил Мартын Семенович. Да и что бы он, интересно, ответил? Будешь молчать, если сказать нечего.
— Не пошли бы, не намучились… — досаждал ему Лешка.
— Ох, Лешка, Лешка… Задним-то умом и дурак крепок, — миролюбиво проговорил Мартын Семенович.
Вернулся Жаргал — растерянный, не похожий на себя.
— Какие люди есть: приборы взяли да и покорежили, — с горечью вздохнул он.
— Да ну?! — не поверил Мартын Семенович.
Лешка рысью сбегал к самолету, убедился, что Жаргал говорит правду, набрал горсть стеклянных осколков, рассыпал перед Мартыном Семеновичем. Они жарко вспыхнули в траве.
— Что я говорил? Не надо было отсюда уходить, вот что я говорил! — закипятился Лешка. — Прилетали за нами.
— Помолчи ты, помолчи! — Мартын Семенович поднес осколок к глазам, зачем-то посмотрел сквозь него на болото. — Никто не прилетал, зря не бушуй. Стали бы приборы хрустать? Но кто же тут был — в этом гвоздь. Упустили, прошляпили…
— Упустили, — согласился Жаргал. — Жалко, а сделаешь что? Прошлогодняя трава зеленой не станет. Но, что дорога есть, теперь точно знать будем. Искать завтра пойду.
Жаргал вроде бы успокоился, но, когда они с Лешкой стали делать балаган, он несколько раз повторил:
— Зачем приборы бил? Какой человек нехороший.
— Что тебе эти приборы! — наскочил на него Лешка.
Он злился на обоих одинаково. Проморгали, теперь стонут. Приборы ему жалко! Да пропади они все до одного, если от них толку нет. Нашел о чем жалеть. Дома, в школе, и то таких чудаков не было. Сенька Гаврилов однажды потерял ранец с учебниками и тетрадями, так нисколько не переживал… Мать поругала немного и новый ранец, новые учебники купила.
Сделали балаган, надрали коры и насшивали берестянок. Вечером у костра Мартын Семенович и Жаргал долго обсуждали, что делать дальше. Жаргал хотел сразу же приняться за розыски дороги, но Мартын Семенович с ним не соглашался.
— Прежде всего требуется найти пропитание, — говорил он.
Лешка свернулся калачиком у огня, положил голову на рюкзак с корнями, закрыл глаза. Спать не хотелось и разговаривать не хотелось. С корней, должно быть, мучила изжога. Как им не надоест спорить? Целый час — об одном и том же.
— Наверно, близко выход, найду скоро.
— Скоро не найдешь — следа нету. Может, еще неделю тут придется торчать.
— Зато будем знать: выйдем.
— И так известно: вековать тут не будем. — Мартын Семенович понизил голос. — Только бы силенок хватило. Тяжело вам на одних корнях, парнишка совсем охлял.
Лешка не совсем понял, что значит слово «охлял»; какое-то, видимо, бородатое словечко, но ясно, что Мартын Семенович считает: дошел. Потаскай носилки туда-сюда без всякой пользы — дойдешь! Мартын Семенович с виду маленький, а весу в нем достаточно.
— Замечательный парнишка, — вполголоса продолжал Мартын Семенович. — В отца пошел. Чтоб лениться или киснуть — этого нет. Едва живой от голода, а… Да что я тебе говорю, сам знаешь! Он еще не раз утятиной накормит.
«Утятина пришлась ему по вкусу», — думал Лешка все еще сердито, но уже не очень. Наконец-то этот вредный старикан понял: не одни таежники что-нибудь стоят. Вот как тяжело было — вытерпел. А селезня кто поймал?
— Подкрепимся, тогда и по болоту, по тайге лазать будет легче. Ты можешь сделать что-нибудь вроде котелка?
— Попробую.
— Хорошо бы сделать. Эти же корни, если сварить, много лучше. Мяса добыть надо. Петли поставить.
Засыпая, Лешка подумал, что Мартын Семенович рассуждает правильно. Надо уток наловить. Медведя…
Во сне он видел себя за большим столом. Дымились большие жаровни с мясом, тарелки с супом. Напротив сидел Мартын Семенович, грыз крепкими зубами кость и весело подмигивал.
Сон так врезался в память, что утром Лешка еле проглотил сухие, отдающие гарью корни.
Пошел на болото. Сидел там и этот, и следующий день впустую. Очень уж близко от самолета поставили берестянки. Жаргал звякает железом — все слышно. Утки только сядут — дзинь, дзинь… Фырр — утки улетели. Голый, с берестянкой на голове, Лешка вылезал из вонючей воды, отдыхал на солнце. А у самолета все дзинь да дзинь. Побежал Лешка на табор. У балагана возится с тросами Мартын Семенович. Жаргал на камне долбит раскаленную железку.
— И-за тебя голодные сидим! — набросился на Жаргала Лешка. — Всех уток распугал.
Жаргал толкнул железку в огонь, подул на обожженные пальцы.
— Ладно, не буду больше стучать, на болоте вместе посидим.
Податливость Жаргала смягчила Лешку.
— А что ты делаешь?
— Вот… — Жаргал поднял оструганную березовую палку, приложил к концу коряво оттянутую железку. — Привяжем — рогатина будет.
— На медведя пойдем?
— На медведя пойдем, — отозвался Жаргал просто и буднично.
Лешка верил и не верил. Представил, как он с этой рогатиной идет на косматое страшилище, и ощутил в груди холодок.
— Нам и уток хватит, если с умом ловить, — рассудительно, невольно подражая неторопливости Жаргала, сказал он.
На другой день им повезло прямо-таки невероятно. И он и Жаргал принесли на табор по утке. Но потом снова началась полоса неудач. И Жаргал сказал, что хватит мокнуть в воде, надо ставить петли. Однако утром Лешка не выдержал.
— Пока собираешься, я посижу.